Как быть плохой. Лорен Миракл
закончила я.
У мамы перехватило дыхание.
– Джесси, – проговорила, наконец, она, – на этом конкурсе мокрых футболок никто из дружков Р.Д. не сказал обо мне ни одного плохого слова. Он сам был там, и при нем они бы не посмели – он сразу осадил бы любого, осмелься хоть кто-то что-то пикнуть. Если уж он на моей стороне, то почему ты вдруг против меня? Ради бога, Джесси…
– Не поминай имя Господне всуе! – фыркнула в ответ я.
Мама уставилась на меня, словно не могла поверить, что родная дочь может так люто ненавидеть ее.
– Послушай, Джесси, – снова заговорила она, – что случилось, того уже не исправишь. Все, что нам остается теперь – это надеяться на лучшее.
– И молиться, – добавила я.
Мама рассмеялась, хотя смех ее был явно вымученным.
– Джесси, я буду тебе благодарна, если ты будешь молиться за меня, – проговорила она. – Но я была бы еще более благодарна тебе, живи ты своей жизнью, не вмешиваясь в мою.
– Мама!
– В последнее время ты стала просто святошей, Джесси. Послушать тебя, так вокруг одни сплошные грешники, одна ты у нас без пяти минут святая…
Я отвернулась, но мама взяла меня за плечи и повернула к себе.
– Я говорю серьезно, Джесси! – Она слегка понизила голос. – По мне, уж лучше бы ты жила самой обычной, реальной жизнью, как все, не боясь испачкать свои белоснежные ангельские крылышки. Жизнью надо наслаждаться, Джесси – потому что никто из нас не знает, сколько ему еще осталось жить…
«Хорошо, мама, – сказала я про себя – не тогда, а потом, когда боль после этого разговора не то что прошла, а притупилась и сделалась привычной. – Если ты хочешь, чтобы я жила самой обычной жизнью, то пусть будет так».
Я сижу в машине на стоянке перед рестораном, и утреннее солнце греет мою кожу через лобовое стекло. В окне ресторанной кухни я замечаю Викс, которая сейчас наверняка потеет над каким-нибудь заказом очередного клиента. На сковородке у нее, должно быть, шипит и урчит яичница-глазунья или драник.
Викс – единственная девушка-повар в нашем ресторане, остальные повара – мужчины. К тому же, она единственная из всех поваров, кому нет двадцати лет. Ей семнадцать, как и мне, но я – всего лишь официантка. Официантом, в конце концов, может быть любой.
В окне ресторана я также замечаю нашу новую девушку, Мэл. Мэл работает здесь официанткой всего пару месяцев, и, стало быть, ранг у нее пока что ниже, чем у всех – но она ведет себя так, словно едва ли не самая главная здесь. Не то чтобы Мэл нам откровенно грубит, но вечно смотрит своими голубыми глазищами с таким видом, словно хочет сказать, что все мы здесь – деревенщина, и лишь она одна крутая. И меня наверняка тоже считает деревенщиной, потому что я, видите ли, не ношу джинсы за четыреста долларов, в отличие от нее.
Подумайте только – штаны аж за четыреста баксов! Я их сразу на ней заметила. Наша форма здесь, в ресторане, состоит из черных брюк и белой полосатой блузки. Блузки нам выдают, и галстуки-бабочки к ним в придачу (по мне, так эти галстуки просто ужасны!), а брюки мы носим свои