Побежденный. Барселона, 1714. Альберт Санчес Пиньоль
Альбасете, где веками будет вонять мертвечиной, среди раненых, монашек, солдат, ожидающих нового направления, и гор провианта, который предстояло распределить по новым позициям. Представьте себе, что с обеих сторон в битве при Альмансе расстались с жизнью десять тысяч несчастных. Десять тысяч! А маркиз учил меня, что после правильно проведенной осады город можно взять, потеряв всего десяток солдат. Мертвецов было так много, что обитателям Альмансы пришлось хоронить трупы в погребах-ледниках, скидывая в эти братские могилы обнаженные тела, словно набитые мешки. Я сказал «обнаженные», потому что люди жили в такой нищете, что снимали с мертвых все, вплоть до грязных подштанников.
Слово. Я не сдал экзамен, потому что не нашел его. Какой вопрос задал мне маркиз? «Основы совершенной обороны». Мое нетерпение росло день за днем, пока я просиживал штаны в пыльной палатке. Это было не просто желание – мне было необходимо увидеть в реальности все, чему меня научили в Базоше.
Когда мне наконец вручили мой новый пропуск, Хатива уже пала и перешла под власть Бурбонов, зато вот-вот должна была начаться осада Тортосы[52]. Меня это вполне устраивало: я сказал себе, что Слово может быть скрыто в любой осаде, а Тортоса была крепостью весьма интересной. Туда готовился отправиться конвой с боеприпасами, и меня взяли пассажиром.
По дороге случилось событие, которое прервало мои размышления, до сего момента целиком посвященные полиоркетике. Нашим повозкам пришлось остановиться на обочине дороги, чтобы пропустить колонну, двигавшуюся нам навстречу. Это была толпа женщин, детей и стариков: их одежда давно превратилась в лохмотья, а в глазах сквозило уныние. Казалось, безнадежность их положения окрасила все в один и тот же сероватый и тусклый цвет – их отрепья, их лица, их ноги, неустанно шагавшие по пыльной дороге. Это стадо страдания, несмотря на свою многочисленность, двигалось в полном молчании. Только самые маленькие дети отваживались плакать. Поравнявшись с нами, никто из них даже не протянул руки с просьбой о помощи. Несколько всадников распоряжались продвижением колонны и подгоняли несчастных ударами хлыстов. Какая-то старуха споткнулась и упала прямо мне под ноги, и я машинально нагнулся, чтобы помочь ей встать. Один из всадников направил своего коня прямо на нас.
– Не подходите к мятежникам.
– Разве это мятежники? – удивился я. – С каких это пор мятежи разжигают старухи?
Солдат развернул лошадь так, что она оказалась как раз между мною и старой женщиной. Конские копыта способны внушить страх кому угодно, а потому я отступил на два шага назад.
– Тебе что, захотелось к ним присоединиться? Мы и тебя можем прихватить! – зарычал на меня громила, и он совсем не шутил.
Вступать в спор с вооруженным человеком на коне весьма неосторожно, если ты пеший и безоружный, но, несмотря на это, я все же обозвал его душегубом и злодеем. В ответ он только просверлил меня своими крысиными глазками.
Кучер моей повозки был пожилым человеком; во время поездки мы