Жизнь и приключения Гаррика из Данелойна, рыцаря, искавшего любовь. Инна Шаргородская
обменялся взглядами с бывшей кормилицей Гаррика – все остальные уже разошлись, лишь они втроем засиделись за кружкой пива, – и придвинулся ближе к учителю. Лицо его приняло заговорщическое выражение.
…Ох, не надо было старому верному слуге распускать язык! От скольких неприятностей это избавило бы семейство Дамонтов! Но что-то эдакое разлито было в воздухе чудесного весеннего дня – некая роковая нега, усыпившая бдительность и притупившая осторожность, заставившая позабыть строжайший запрет барона Ашвина…
– Как же так, господин учитель, – начал не без упрека в голосе дворецкий, – вы уже столько лет обучаете молодых господ, живете, можно сказать, в нашем замке, и до сих пор ничего не слышали? Да и то сказать, давно никто не поминал ту историю!
Мэтр Балкин навострил уши. Заядлый сплетник, в силу своей профессии он был вхож в дома многих знатных семейств и частенько оказывался причастным к их тайнам и интригам. И сейчас сердце его захолонуло от сладкого предчувствия – неужели он услышит что-то скандальное и о Дамонтах, едва ли не самом уважаемом роде Лавии? Неужели баронесса?…
Но то, что он услышал, оказалось не столь скандально, сколь попросту удивительно. Неслыханно! Наследник барона Ашвина – приемыш, ребенок, вскормленный лесным зверем? Бывает же такое!.. И что сказал господин барон, когда на свет появился его родной сын?… Ах, наследовать будет Ивин, ну да, конечно! А ведь, выходит, многим господам известно происхождение Гаррика? Как же они относятся к этому мальчику? И кто из них решится, к примеру, отдать свою дочь в жены найденышу, в жилах которого, возможно, течет подлая крестьянская кровь? Да, поживем – увидим, конечно, но все-таки… Вот чудеса-то!
Беседа затянулась, благодаря расспросам любопытного учителя. Польщенный вниманием дворецкий разошелся и позволил себе высказать собственное мнение.
– Помяните мое слово – в конце концов приемыш принесет несчастье роду Дамонтов! Что с того, что пока он ведет себя пристойно? Это – пока! А посмотрите-ка, как он иной раз разойдется да начнет передразнивать почтенных людей, над которыми никому в голову не придет насмехаться, – шут, да и только! Кровь всегда сказывается… а кто знает, кем были его родители? По мне, так истинными чудовищами. Это сколько ж подлости надо иметь, чтобы бросить свое дитя в лесу!
– Погоди, – вступилась кормилица. – Может, никто его и не бросал. Может, отца с матерью волки заели или разбойники убили…
– Глупая женщина, – отмахнулся дворецкий. – Разбойников у нас, почитай, лет сто уже не водится. А волки неужто пощадили бы маленького, поевши взрослых?
– Может, матерью ему была несчастная девушка, женихом обманутая…
– А хоть бы и так, что с того? Дитя-то бросила! Ни души, ни сердца… Я так думаю, что тут на самом деле не обошлось без колдовства – виданное ли дело, чтобы олень выкормил младенца и уберег его от хищников?
Предположение о колдовстве показалось весьма занимательным мэтру Балкину. Решено было