Последователь. Ляпунов Ярослав
сдавленный хрип и стекала густая чёрная жидкость. «Что с ними?» – поинтересовался я у стоявших стражей. «Их души грязны и ничтожны, они не выдерживают касания посвящённых,» – последовал сдержанный ответ -«Они нужны для твоего первого урока». На моё плечо опустилась рука одной из старцев. Она вышла вперёд, увлекая меня за собой, и жестом показала встать на колени возле одного из презренных, лицом к наблюдателю. Сама она поступила так же, подавая мне пример. Я внимательно следил за её действиями и в точности повторял: мы взяли лежавших за головы и положили им на шеи свои правые руки – те сразу отреагировали истошным криком, заполнившим всю комнату и вырвавшимся в коридор. Мне показалось, что само помещение довольно приняло этот возглас вместе с мучениями пленённых, причину которого, однако, я не смог понять. Они дёргались, но не вырывались, их глаза широко раскрылись и смотрели то на нас, то на остальных, они были полны ужаса перед неизвестностью и… ненависти. Сладкой ненависти, которая придаёт сил и желания продолжать. Повторяя за старицей, я взял за запястье обречённого и приподнял его руку, поднося к наблюдателю. Обворожительный изгиб его клюва несколько раз прощёлкал, словно легко смеясь, и медленно раскрылся, обнажая ровные ряды маленьких острых зубов. Казалось, что он издаёт какой-то звук, очень важный, но неслышимый из-за криков этих поганых ничтожеств. Эта мысль вызвала во мне столько злобы, что я со всей силы сжал запястье одного из них, впиваясь пальцами и ногтями. Несколько мгновений спустя, когда оттуда побежала тонкой струёй кровь, я пришёл в себя и испугался, что нарушил нечто значимое, но, взглянув на мою наставницу, понял, что поступил верно, ибо она сделала то же самое, что и я. Все этапы ритуала, моего урока, были продуманы до мелочей, в них учитывались даже эмоции, вызываемые у исполнителей. Воистину, велики пути и замыслы Иактиха! Когда я повернулся обратно, то увидел, как наблюдатель лакает кровь, стекающую по руке нечестивца. Каждое касание острого и длинного языка отзывается судорогами по всему телу парализованного, на которые смотреть одно удовольствие. Наблюдатель принялся за вторую жертву. Во время кормления тела торговцев обмякали, испуская свою недостойную сущность. Что её вытягивало? Этого я познать не успел. Прекрасный наблюдатель, не иначе как ангел, окинул нас взглядом и произнёс мириадами нежнейших, но внушающих трепет голосов: «Иэрхатови аштчу. Пус зулдппо кику риордппо чидо хио пусчу вэилуси, ирдачу лорэ, ирдачу таиадааэ. Тукусппо». Те, кто понял значение его слов, тут же жестами дали мне понять, что нужно подняться. Я выполнил это и ощутил, как на меня снисходит вселенская благодать. Я чувствовал наслаждение, которое испытывали стены, потолки и пол строения, и хотел ещё. Нет, я жаждал. Из мыслей о нечеловечески прекрасных чувствах меня вырвал наблюдатель, коснувшись кончиком клюва макушки моей головы. Он был так близко, что я посмел взглянуть в его глаза, лишь на миг я сумел различить их в потоке непостоянного образа, и этот момент стал одним