На солнце и в тени. Марк Хелприн
кроме Билли, едва не подпрыгнули на своих местах – с террасы нахлынула огромная волна музыки. Зажегся свет, и французские двери полностью распахнулись, после чего маримбист[41] бросился обратно на свое место среди восемнадцати оркестрантов, сгрудившихся у затянутых сетками окон и сдвинутой с пути мебели.
Музыка охватила комнату, как приливная волна, разрушающая дюны. Стоявшие в темноте слуги чуть не выронили подносы. Явно профессиональный оркестр играл что-то вроде вариации на тему бразильской песни «Улетая в Рио», но переложенной в минорном ключе, так что веселая и быстрая мелодия приобрела неуловимый налет печали, тем не менее оставаясь такой же энергичной и вселяя во всех желание танцевать. Поэтому каждый хотя бы немного двигался, и напряжение утонуло в музыке – так дождь топит в лужах пропитанные влагой опавшие листья.
– Благодарим тебя, – заговорил Билли, закрыв глаза и ритмично покачиваясь, – за рыбу, которую я поймал в море, и за дельфинов, которые резвились в волнах, пока я ее вытаскивал. За рис, который приходится родственником траве, растущей на здешних дюнах. За овощи, особенно за салат с чудесной заправкой Луизы. И за десерт, и за то, что ты дал мне возможность нанять этот оркестр. Воистину. Аминь.
Гарри сделал еще один большой глоток виски.
– И часто вы так развлекаетесь? – спросил он.
– По правде говоря, не очень, – ответила Эвелин. – Он даже мне ничего не сказал.
– Я хотел устроить вечеринку в честь Кэтрин, – сказал Билли. – Спросил у Клейтона – ну, знаешь, того, который удивлялся, когда увидел, как я рыбачу на берегу, потому что думал, что это ниже моего положения в обществе, – где я могу найти таких людей, потому что он здесь единственный, кто одобрил бы наем музыкантов. Он был верен себе и сказал: «Люди вроде нас не делают ничего такого. Почему бы вам просто не поставить на террасе «Викторолу» и не поручить слугам ее включить?» Ну, люди вроде нас делают все, что захотят. И люди вроде нас не должны ходить только по узким дорожкам, по которым, как считают люди вроде нас и люди не вроде нас, мы должны ходить. Я хотел, чтобы музыка была настоящая, чтобы она окружила нас и подняла, как волна, так что я нанял этот чертов оркестр. Живем только раз. Они будут играть в клубе завтра вечером, а сегодня приехали, чтобы устроиться. Нанять их было несложно. Это их работа. Каждую ночь они играют за деньги. Неплохая жизнь, если любишь музыку и редко когда никем не нанят.
– Это та жизнь, которую я выбрала, папа, – сказала Кэтрин. – И не ради денег или славы. Ради музыки.
– Но куда эта жизнь приведет тебя в конце концов? – спросила мать.
– Она приведет меня туда же, куда и всех, но с полным сердцем, надеюсь.
– Я тоже на это надеюсь, – сказала Эвелин, касаясь ее руки. – Вы с нами согласны, Гарри? – В течение нескольких десятков лет ее обязанностью, как хозяйки, было направлять разговор в нужное русло и всегда быть готовой не избегать серьезных тем, но легко поддерживать их, подобно музыке, неподвластной силе тяжести.
– Эти вопросы, – сказал Гарри, – походят на те, что я задавал себе перед войной.
– И каков же был ваш ответ?
– Я
Маримбо – африканский ударный музыкальный инструмент типа ксилофона.