Альфа Браво. Тео Мидельмаер
выйдя из джунглей, Синоптик задыхался от жары, но сейчас от порывов свежего ветра по телу в сырой одежде проносились волны озноба. По вискам стекали холодные капли пота, ссадину на скуле щипало и дергало. Синоптик хотел вытащить пальцы из песка, но рука онемела. Он сделал над собой усилие и напряг мышцы, разгоняя кровь. Руку закололо крошечными иголками, локоть подогнулся – и Синоптик рухнул в песок.
Пираты весело расхохотались.
– Кто-нибудь скажет мне, к чему вообще был этот марафон?
– Да я тоже не вдуплил. Парень сидел-сидел, потом вдруг втопил с низкого старта, отхватил свинца и приковылял обратно. Отличный план!
– Скучно ему стало, не понимаешь, что ли?
– Хорош языками чесать, – свернул разгулье молодой вожак. – Грузите его.
– Может, заодно и второго прихватить?
– Нет, шкет останется.
– Сбавь газ, Оскар. Если ты его покалечишь, Шкипер нас потом с песком перетрет, – мрачно заметил рыжий кореец, который еще недавно предлагал своему косично-бородатому норманнскому приятелю добить заложника, чтобы не тащиться с ним через джунгли.
– Я сказал, децл останется!
– Потом сам будешь Шкиперу объяснять.
– Я и так всегда это делаю, – огрызнулся Оскар.
– На фига он тебе? – равнодушно бросил норманн.
– Палатки будет разбирать.
– Твою мать, Оскар, я не хочу потом из-за тебя огребать! – возмутился кореец. – Не все тут любимчики Шкипера.
– Ну, ты-то уж точно нет, – засмеялся кто-то.
Остальные подхватили его смех.
– Я к тому, что он всегда так, – вклинился обиженный голос корейца. – Сначала напортачит, а спрашивают потом с нас.
– Не было никогда такого, не гони, – отмахнулся норманн. – Если Оскар косячит, так Шкипер потом и спрашивает только с него.
– Я хотел сказать…
– Я хочу сказать… – перебил его норманн, угрожающе выделяя каждое слово, – что тебе стоить прикрыть форточку, пока оттуда не вылетел такой воробей, которого ты уже не поймаешь. Серьезно, Улыбаха. Тебя не туда несет.
– Да ладно, рыжика можно понять, он сегодня с похмелья, – издевательски заметил кто-то.
– Похмелье похмелью рознь, – нравоучительно протрубил бородач. – У Кочегара тоже сегодня похмелье, но он же не бычит на всех.
– У меня похмелье после крутой ночки, – довольно заметил ласковый голос, который еще недавно спрашивал бородача-Боцмана, не нуждается ли он. – А у нашего Улыбахи – после жесткого продува.
Пираты покатились со смеху. Казалось, о раненом заложнике все забыли. Синоптик старался выудить из их болтовни полезную информацию, но в своем состоянии плохо понимал, что имело смысл и могло иметь значение в дальнейшем, а что было лишь фоновым шумом. Слова перемешивались, образуя вязкую субстанцию, – она, как жвачка, застревала в ушах, и голоса звучали гулко и неразличимо, словно из другой реальности.
– Всё, хорош бамбук курить, – скомандовал Оскар, едва всеобщий галдеж пошел на убыль. –