Ангел тьмы-божественный Демон. Элина Вячеславовна Фадеева
была обернута в туман и шаги оставляли горящие следы. Мои глаза были желто-огненными, испускающими зловещий свет, который озарял путь. Вызывая ужас и трепет у всех существ, которые могли бы встретить меня на пути. Я продолжал приближаться к дому мужчины через густые туманы и темные леса.
Наконец, достигнув места, где находился этот дом. С моим приближением, вокруг начала царить атмосфера зла и бездны. Воздух был насыщен темной энергией, которая вызывала страх и тревогу у всех, кто был поблизости.
Этому свидетельствовали скулёж собак и шипение кошек при моем появлении. Я вступил в комнату, где должен был находиться мужчина, приготовленный к своему долгожданному моменту. Однако, его не оказалось в комнате, а у меня было время осмотреть комнату и дождаться его.
Приглушенный свет старинных ламп рисует теплые пятна на грубоватой ткани покрывала, покрытого тонким слоем снега, словно нежным иней. Кровать, уютно устроившаяся в нише у окна, кажется островком тепла в заснеженном мире. За широкими окнами, расчерченными старинными переплетами, в застывшем снежном пейзаже, теряются силуэты деревьев, покрытых белоснежной пеленой. Снежинки, кружащиеся в холодном воздухе, мягко касаются стекла, словно шепчут о зимней сказке, разворачивающейся за пределами этой тихой комнаты.
На подоконнике, среди расставленных флаконов и баночек, царит уютная одинокая небрежность, подчеркивающая атмосферу старинного, наполненного историями дома. Полки, доверху заставленные книгами, добавляют комнате глубины и таинственности, намекая на множество нерассказанных историй, приготовленных для тех, кто найдет здесь приют от зимней стужи. И всё это – в мягком, приглушенном свете, создающем атмосферу покоя и умиротворения, столь же чистую и нетронутую, как и заснеженный пейзаж за окном, но и так же болезненную будто мороз. Среди них были и фотографии его некогда полной семьи, его сын вырос.
Однако потеря одного из родителей в любом возрасте очень больно бьёт по психике, но проходит в большинстве своём, когда взрослые оставляют о себе хотя бы не сильно тяжёлые воспоминания. Поэтому сейчас Джон должен быть другим. Прикоснувшись к единственной вещи, которая принадлежала его покойной жене – чашке из какого-то фарфорового сервиса давно подаренного на свадьбу с ним, перед моими глазами начали всплывать вспышки воспоминаний. Её когда-то бережно хранимое им кольцо, деревянная шкатулка с монетами и письма.
Первый поцелуй, первый секс, предложение руки и сердца, свадьба, многочисленные попытки зачать ребёнка и мертворождения плодов, слёзы Амалии. В конце концов Джон не смог этого вынести и продал мне свою душу в обмен хотя бы на одного живого и здорового ребёнка в их браке. У Мали с каждым годом оставалось всё меньше шансов выжить, хотя она по-прежнему надеялась на моего Отца и каждый день молилась ему до конца.
Потом меня накрыла адская боль, сменяющаяся тоской по тому, чему уже нельзя было помочь, и я понял, что всё кончено, а значит – это