Портрет с девятью неизвестными. Алексей Небоходов
нашёл тело? – спросил он, голос стал мягче.
Пьер сделал небольшой вдох, прежде чем ответить.
– Утром, во время завтрака, месье Буше не спустился к столу. Мы посчитали, что он задержался из-за работы или усталости. Но когда завтрак подошёл к концу, я послал одну из горничных, Мари, чтобы она проверила, всё ли с ним в порядке.
– Она стучалась? – уточнил Дюрок, его взгляд стал ещё жёстче, словно прицельно фокусируясь на каждом слове собеседника.
– Да, – кивнул Пьер, коротко и как будто чуть торопливо. – Но ответа не последовало. Дверь была заперта изнутри, и тогда она решила воспользоваться своим ключом.
Инспектор, сдержанно кивнув, сделал пометку в блокноте.
– Что она увидела?
– Простыню, – ответил Пьер, и на мгновение его губы сжались. – Простыня была подвешена к балке. И тело месье Буше. Она сразу позвала меня.
Дюрок на миг перевёл взгляд в сторону, будто проверяя, не пропустил ли он какую-то деталь в этой истории. Затем его взгляд снова сосредоточился на Пьере.
– Вы вошли в комнату?
– Да, – подтвердил Пьер. – Я попросил Мари оставаться в коридоре. Вошёл внутрь, убедился, что он… действительно мёртв, и сразу велел вызвать полицию и скорую.
– Вы ничего не трогали? – спросил Дюрок с подчёркнутым спокойствием, за которым, однако, чувствовалась внутренняя напряжённость.
– Нет, месье инспектор. Всё осталось на своих местах.
Инспектор слегка кивнул. В паузе, которая повисла в воздухе, казалось, даже шёпот далёкого ветра подслушивал их разговор.
– Кто-нибудь ещё входил в комнату до моего приезда?
– Нет. Мы заперли дверь и ожидали вас, – твёрдо ответил Пьер, избегая встречаться с инспектором взглядом.
Дюрок, задумавшись, на мгновение замер. Его лицо не выдавало эмоций. Он снова посмотрел на Пьера, теперь чуть пристальнее, словно пытался оценить не только сказанное, но и несказанное.
– Покажите мне комнату, – наконец сказал он.
Пьер кивнул, жестом указав на лестницу. Дюрок, уверенно направляясь следом, сделал знак врачу следовать за ним.
Шаги по деревянным ступеням отдавались глухими ударами, похожими на медленный отсчёт времени. Казалось, лестница впитывала каждый звук, превращая его в часть непостижимого молчания. Дюрок шёл с опущенной головой. Глаза его внимательно оглядывали перила, стены, пол – он искал подсказки там, где другие видели лишь привычные детали.
Комната Леона Буше встретила их застоявшимся воздухом, в котором смешались слабый запах краски, бумаги и что-то ещё – неуловимое, но тревожное, как чужой взгляд из темноты. Свет из окна пробивался холодными полосами, которые больше напоминали замершие тени, чем солнечные лучи.
На кровати, аккуратно застеленной покрывалом, лежало тело художника, обёрнутое в простыню. Его лицо побледнело и застыло с выражением странной смеси страдания и покоя, словно он замер на пороге между двумя мирами. Врач, склонившись над телом, аккуратно осматривал его.
На столе в углу комнаты