Посторонние. Роджер Царапкин
газовой средой он направился в кабинет Принсцилла. Тот хотя и строил из себя всегда прожжённого циника, но тем не менее, как и все стилусоиды, к науке был неравнодушен. С интересом повертев в руках контейнер и просмотрев данные, он сказал:
– Наш комитет конечно трудно чем-то удивить, они ещё и не таких букашек видели. Но запись интересная, боевичок такой, игрушечный. – Принсцилл движением пальца в пространстве перед собой ещё раз врубил медиафайл, внимательно прислушиваясь к заднему фону. – Если в анализах с образца мы найдём что-то нестандартное, то система, я уверен, даст одобрение, а дальше алгоритм ясный: соберёмся, проголосуем как надо. Бюджет тебе будет, Бро.
Бронкл кивнул. Его всегда немного забавляла эта дутая бюрократия. Каждый раз, когда «возникала производственная необходимость» собиралась комиссия, штук десять, из персонажей, которые ни бельмеса не смыслят в вопросах, которые с умным видом обсуждают. Заслушивали доклады, изучали отчёты, прикидывали бюджеты, даже голосовали… Ага. А конечное решение о научной перспективности и экономической целесообразности разработки, как правило, делегировали принимать нейронной системе, в которую заносились известные данные о проекте. Она кумекала про себя, секунд пять, и выносила рекомендацию, к которой вся комиссия с облегчением и присоединялась. Ну, нейросеть, ясное дело, всегда была на стороне технического прогресса. Ей все эти разговоры об «излишнем интересе к проектам, не имеющим в настоящее время прямой прикладной научной ценности и очевидного практического вектора развития», были абсолютно индифферентны. Она только предлагала, как оптимизировать расходы на проект, и вот это действительно всегда было полезно. Процентов десять-пятнадцать, а то и двадцать средств без этих рекомендаций было бы потрачено впустую. Это выяснялось каждый раз, и каждый раз вызывало у очередной комиссии вздох искреннего удивления.
Всё-таки полезная это была штука – искусственный разум. Без соплей, без сомнений, без заморочек и без корысти. Только холодный и точный расчёт.
Лаборатория в этот раз работала на удивление долго, и только на следующий день Бронкл получил расшифровку данных в цифровом виде. Результаты генетической экспертизы немного настораживали, никак не сопоставляясь с явно органической природой образца. Оно могло быть чем угодно: ошибкой биохимика, космическим мусором, чьей-то неумной шуткой, но только не живым организмом. Вместе с результатами из лаборатории в этот раз даже поступила краткая, но ёмкая рецензия, что бывало крайне редко. В ней содержалась сдержанная просьба не присылать больше подобных материалов, и без того хватает более серьёзной работы. Вот так. Жучок-то оказался совсем не промах!
На заседании комиссии по бюджетному финансированию научных проектов, в которой по протекции Принсцилла любезно согласились выслушать Бронкла, тот, перед пятнадцатью членами рабочей группы, сидящих в большом белом зале без окон, за длинным столом из искусственного коричневого камня, отполированного