Заглянувший. Анастасия Райнер
тем, без чего я не знал себя, была моя сестра-близнец. Нам не нужно было разговаривать, чтобы знать мысли друг друга, достаточно взглянуть в глаза или дотронуться.
С рождения мы были словно привязаны друг к другу и привыкли открыто выражать любовь – держались за руки, часто обнимались и смеялись. Наши глаза блестели. В детстве это казалось естественным, а позже начались проблемы: косые взгляды, лишние вопросы, грязные подозрения. Наши чувства стали ненормальными для общества, мы слишком напоминали влюбленных.
Про себя я все отрицал, твердил, что наша любовь – самая чистая на свете, но где‑то глубоко внутри обреченно осознавал – подозрения небезосновательны. Невинные прикосновения являлись единственной доступной роскошью, и мне все больше хотелось явного выражения любви.
Мой взгляд стал чаще задерживаться на ее губах. Хотелось провести рукой по ее гладкой коже, по блестящим волосам, вдохнуть их аромат. Хотелось слиться с ней воедино и больше никогда не разрывать обретенную связь. Я взрослел, сгорая заживо. И сходил с ума от невозможности прекратить агонию.
Во мне поселился страх, что она догадается о моих порочных чувствах, и это разрушит ее хрупкий мир, в котором не существует даже понятия «предательство». А я предал ее. Но, по крайней мере, удавалось хранить все в тайне.
Отныне, глядя на сестру, я регулярно ловил себя на мыслях, превращавших меня в чудовище в собственных глазах. В чудовище, с которым необходимо бороться. Я стал избегать ее взгляда, прикосновения были непозволительны. С огромным усилием я все чаще отказывался от ее общества, замыкаясь в себе.
Однако, как бы ни боролся с наваждением, в те редкие моменты, когда я видел ее перед собой, возвращались запретные чувства, вспыхивая с новой безудержной силой. Она была той же девчонкой, которую я всегда любил, с теми же ясными глазами, наполненными светом, коим больше не обладали ни одни из известных мне глаз.
Видя этот свет, испытывая страстное желание соединиться с ним, я отчетливо сознавал, что проклят навеки. Чудовище внутри не подчинялось мне, становилось все мощнее.
В те моменты, когда я был готов поверить в существование бога, все сводилось к тому, что я вновь проклинал его. Он допустил столько грязи и боли, позволив появиться самому уродливому, неблагодарному и убогому существу под названием «человек». Существу, творящему зло.
Только уродливый бог мог допустить такое.
Только убогий бог мог допустить, чтобы брат желал родную сестру. Грешный бог, породивший по своему подобию грешных детей, а после упивающийся их страданиями. Бог – жестокий, циничный, психически больной извращенец с последней стадией нарциссизма. Уж лучше совсем отказаться от идеи его существования, чем разочароваться в нем так глубоко, как разочаровался я.
Хотя… когда о нем рассуждала сестра, я слушал без раздражения. Ее представления никогда не унижали моей точки зрения, она не навязывала своего бога и не заставляла отказаться от убеждений. Просто рассказывала милые