Нерон. Безумие и реальность. Александр Бэтц

Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц


Скачать книгу
в Трире была одной из самых успешных античных выставок последних десятилетий и, вероятно, поспособствовала тому, что мифотворческое воплощение образа Нерона Питером Устиновым в фильме 1951 года «Камо грядеши» в глазах многих зрителей заметно поблекло[16].

      Три автора

      Как же получилось, что Нерон столь предвзятым образом сумел стать негативным стереотипом? И к какому апогею привело увлечение Нероном на протяжении почти 2000 лет?

      Начало всему положили три античных автора: Тацит, Светоний и Кассий Дион[17]. Они создали однобокий образ Нерона и придали ему форму, которая в значительной степени сохраняется по сей день. Их сочинения послужили плодородной почвой, на которой стремительно разрослась мрачная история восприятия Нерона. Между тем все трое отнюдь не являлись свидетелями правления Нерона, и каждый из них руководствовался собственными, правда, весьма основательными, причинами, которые мешали трезво взглянуть на императора.

      Публий Корнелий Тацит, родившийся в середине или в конце 50-х годов, если и застал правление Нерона, то лишь в детстве, когда жил в галльской провинции. Впервые он оказался в Риме, когда ему, предположительно, было около 15 лет; в столице начались его занятия риторикой. К тому времени Нерона уже несколько лет не было в живых. На императорском троне восседал Веспасиан (69–79), основатель династии Флавиев, сделавший все, чтобы как можно заметнее отмежеваться от Нерона. При Флавиях Тацит начал сенаторскую карьеру и выработал для себя четкое представление о тех правах и обязанностях, которые должны применяться при взаимодействии императора и сената. В частности, жестокое автократическое правление последнего императора династии Флавиев Домициана (81–96) сильно повлияло на Тацита как литературного защитника сенаторской свободы и самоопределения.

      Тацит был мизантропом, пессимистом в отношении культуры и в своих произведениях безжалостно обличал потрясения в обществе и политике, которые, по его мнению, было невозможно предвидеть. Читать его – огромное удовольствие и сегодня. Особенно когда он отходит (довольно часто) от своего часто цитируемого намерения повествовать о минувших событиях без гнева и пристрастия (sine ira et studio)[18] и весьма язвительно указывает на недостатки конкретных людей или целых сообществ. Например, он пишет, что Рим – это город, который многое знает, но ничего не таит[19]; чрезмерная потребность в признании – явление не только нашего времени. Основной тон Тацита мрачен, и, если бы его спросили, он, вероятно, вообще мог бы обойтись без императора во главе государства, и совершенно точно без такого правителя, как Нерон, который в итоге начал перестраивать хрупкую тектонику Римской империи явно в ущерб сенату[20].

      Помимо ретроспективы в «Истории», труде, посвященном в первую очередь императорам династии Флавиев, Тацит обращается к Нерону во второй своей крупной работе – «Анналы»,


Скачать книгу

<p>16</p>

То же самое относится к выставке «Нерон: человек, стоящий за мифом», открытой для публики с мая по октябрь 2021 года в Британском музее в Лондоне, см. Opper (2021).

<p>17</p>

Литературная традиция, посвященная Нерону, в частности образ, созданный Тацитом, Светонием и Кассием Дионом, является предметом многочисленных публикаций, см. Schulz (2019); Grau (2017); Lefebvre (2017).

<p>18</p>

Тацит. Анналы. 1,1,6.

<p>19</p>

Тацит. Анналы. 11,27,1.

<p>20</p>

Это неверно. Тацит, как здравомыслящий человек и глубокий аналитик, прекрасно отдавал себе отчет в том, что единовластие в Риме было неизбежно; для него это была цена спасения res publica от грозившей ей неминуемой гибели. По мнению Тацита, «в интересах спокойствия и безопасности всю власть пришлось сосредоточить в руках одного человека» (Tac. Hist. I. 1. Пер. Г. С. Кнабе). Так он смотрел на причину создания принципата. Точно так же расценивал ситуацию Светоний, для которого возникновение принципата означало «установление гражданского мира» (Suet. Claud. 41. 2. Пер. М. Л. Гаспарова). Во времена Нерона и позже никто из римских интеллектуалов всерьез и не помышлял о реставрации сенатской республики, памятуя о трагикомичном эпизоде 41 года с нелепой попыткой «восстановления республики» после убийства Калигулы. Быть или не быть императору во главе res publica – так вопрос давно не стоял. Вопрос ставился иначе: кто именно будет стоять во главе державы? В этих условиях и возникла тема идеального властителя, о чем так много писал Сенека, не преуспевший, кстати сказать, в практическом плане (как воспитатель Нерона). Наконец, безусловно, Тацит не был мизантропом. Пессимистом и скептиком – да, но не мизантропом.