Ферма. Неудобная история, которую вычеркнули из хроник Холокоста. Джуди Раковски
поразительной неизвестной истории моей собственной семьи.
В середине 1980-х годов мир обратил, наконец, внимание на тех, кто пережил холокост. Я присутствовала на выступлении Эли Визеля, где он сказал: «Слушайте выживших». Я принялась донимать Сэма, пока он не согласился рассказать о пережитом в годы холокоста для воскресного журнала. Это было его первое в жизни интервью. Мы сидели за застеленным белой скатертью столом и говорили, говорили, говорили без конца. Я вернула его на страшный путь. Он вскрыл воспоминания, которые хотел запечатать навсегда. Все детали его рассказов и поразительное внимание к точности меня просто поражали. Он ничего не приукрасил.
Я забыла о том, что я – криминальный репортер. Я задавала вопросы тоненьким детским голосом – когда я расшифровывала записи, собственный голос меня поразил. А он отвечал спокойно и ровно: «Видишь ли, дорогая…» Потом я принялась донимать его, чтобы он заполнил пробелы и помог мне все понять. Он сопротивлялся. Каждый ответ начинался со слов: «Нет, нет…» Но со временем я поняла, что эти «нет» давали ему возможность собраться с мыслями. Мне постоянно хотелось узнать, как все выглядело, пахло, ощущалось. Но Сэм, по природе ли своей или по жизненному опыту, помнил действия, а не цвета.
В этих интервью он познакомил меня со всей семьей, которая осенью 1942 года два месяца пряталась в амбаре. Немцы выкуривали евреев из укрытий и казнили без промедления. Отец Сэма решил, что безопаснее будет перебраться в краковское гетто, в тридцати милях от их убежища. Его благородный друг, с которым они сдружились в годы службы в польской армии, помог добраться до гетто. Восемь Раковских и Банахов, одетых по-крестьянски, на конной повозке въехали в Краков и спрыгнули, немного не доехав до гетто. Но вещи свои забрать они не успели: возчик мгновенно погнал лошадей прочь.
– И в гетто мы пришли голые и босые, – вспоминал Сэм.
Почти пять месяцев Сэм провел в той части краковского гетто, где жили достаточно крепкие евреи – их отправляли на принудительные работы на местные фабрики. Сэм работал в ночную смену на металлообрабатывающем заводе. Его начальница, полька, приносила ему еду и молоко и помогала выполнить норму.
В марте 1943 года немцы уничтожили гетто – были убиты две тысячи евреев. Сэму пришлось хоронить останки людей, которых он хорошо знал.
Уцелевших отправили в концлагерь Плашов, построенный над еврейскими кладбищами. Садист-комендант Амон Гот славился тем, что мог стрелять по евреям прямо из окна собственного кабинета, если ему казалось, что они двигаются недостаточно быстро. Он застрелил еврея-повара, потому что поданный ему суп оказался слишком горячим1. Сэм рассказывал, как их заставляли таскать камни с одного конца поля на другой, а потом обратно. Это занятие было направлено исключительно на измождение заключенных, чтобы они быстрее умирали. Каждый шаг вызывал смертельный страх – заключенные знали, что в любой момент Гот может застрелить их просто ради «развлечения».
Плашов был местом страшным,