Цель поэзии. Статьи, рецензии, заметки, выступления. Алексей Алёхин
вообще не искусство!» На что пришлось возразить, что дело, быть может, обстоит как раз наоборот: авторы подобных опытов стремятся утвердить их под ярлыком «поэзия», чтобы заодно они оказались и под титлом «искусство».
Однако неинтересно говорить долее о том, чего нет. Лучше вернемся к тому, что есть, – к случаю, когда за игрой и театрализацией угадывается и поэзия.
Помимо упомянутых выше причин увлечения зрелищным (и «зрительным») преподнесением поэтических текстов, у нынешнего к тому и другому пристрастия имеется и еще одна объективная причина, связанная с литературной судьбой заметной части действующего поколения поэтов. А именно: долгая отчужденность от печатного станка.
Правда, многие из них, в том числе и поэты замечательные, утверждают, что никакого желания печататься в годы своего андеграундного бытия вовсе не ощущали. У меня нет ни малейшего повода сомневаться в искренности этих утверждений, однако поверить в то, что их авторы не заблуждаются относительно собственных ощущений, я все же не могу. Хотя бы по той простой причине, что как только это сделалось возможным, все они принялись публиковаться, и даже весьма широко. И это очень хорошо.
Ну а в те годы, когда этого было нельзя – либо потому, что не печатали, либо потому, что отдавать свои стихи в лживое советское издание было противно, – выход на более-менее широкую публику был найден как раз в таких «перформансных» формах. (Либо – в самиздате, который при своей полиграфической нищете подталкивал, как и футуристов в начале века, к визуальным экспериментам, компенсирующим убогие возможности пишущей машинки. С подведенной под это соответствующей философской базой, разумеется.) И сегодняшнее цепляние за «эстрадные», внепечатные формы бытования поэзии суть по большей части не более чем рудимент тех времен. За исключением злокачественных случаев, как уже говорилось, когда они маскируют отсутствие поэзии как таковой.
И ссылка на великих предшественников (особенно смешная, когда речь идет об авангарде) тут мало что дает. Положа руку на сердце: что, по большому счету, осталось в поэзии от футуристического бума? То, что осталось бы в ней, даже если бы никакого бума вовсе не было: за малым исключением – ранний Маяковский и половина Хлебникова. Ну ведь не крученыховский же «дыр бул щыл» и не Василиск Гнедов с его «Поэмой конца», состоявшей из одного молчаливого жеста! Эти – добыча литературоведов и утешение обиженных талантом потомков: скандальная слава предшественников брезжит надеждой хоть на какую-то собственную известность, раз не досталось иной.
В этом месте я предвижу выкрики негодования и насмешки. Но прошу еще миг помедлить.
Да, эскапада футуризма – страница в истории нашей культуры, и довольно заметная (как, впрочем, и «стадионные» вечера поэзии 60-х). Но и не более того. Это как с «Черным квадратом» Малевича, который, несомненно, явление культуры, но вряд ли – изобразительного искусства. Ибо он – «знак» живописного произведения, но не собственно произведение: