Пантера Людвига Опенгейма. Дмитрий Агалаков
Тишина. Пели птицы, в траве стрекотали насекомые. Провинциальная идиллия! Проходя мимо воды, я увидела, как мальчик купался – совсем нагой. Моя сестренка тоже засмотрелась на него. «Какая тихая вода, – сказала я, – и солнце печет. Не хочешь искупаться, Флер?» Моя сестренка не знала, что мне ответить. «Не бойся, – сказала я, взяла из ее рук белый зонт и бросила его в кусты шиповника. – Я покараулю твою одежду». Она разделась. Подтолкнув ее к берегу, я тихонько крикнула: «Когда вы будете на берегу, схвати этого мальчишку за его поспевающий виноград!» «Какой виноград?» – спросила она… Если бы ты видел, Давид, как они плыли вдвоем по озеру, по тихой, почти прозрачной воде! Им нравилось быть там, вместе. Потом они вышли на берег. Мальчик был такой юный, загорелый, крепкий. Настоящий маленький мужчина! А Флер – речная нимфа, хрупкая, беленькая, с волосами словно ковыль… Ты знаешь, она сделала то, что я ее попросила. Несмело, но сделала. Потом они тесно прижались друг к другу. Я никогда в жизни не видела ничего более прекрасного, Давид. Это была их первая любовь – на песке, под солнцем, у самой воды. Только кузнечики, ветер в траве и юные, еще несмелые, но уже разбуженные голоса двух родившихся на свет любовников.
– Это – серьезный проступок, – сказал он.
– Ты так думаешь? – усмехнулась она. – Конец истории прост. Бесстыжая девчонка все рассказала отцу, и он, старый дуралей, выгнал меня. – Она притянула Давида за шею, поцеловала. – Ну а теперь, друг мой, мне надо ехать. У меня еще много дел в городе. Никто не может услужить герцогине во всех ее прихотях так, как твоя покорная слуга.
– Но где мы сейчас? – спросил он.
– Там же, где я два часа назад нашла тебя. На бульваре Семи экипажей. Кажется, у меня в руках твой галстук, Давид. А вот и жилет…
Он услышал стук костяшками пальцев в перегородку, отделявшую их от возницы.
Фиакр остановился.
– Я больше не буду оставлять тебя надолго, – сказала она. – Даю слово.
Она оставила его на улице поправлять одежду. И только когда фиакр покатил свой дорогой, вопросы один за другим стали жалить Давида. Откуда она знала, что именно сегодня и в этот час он отправится на ее поиски? Как она угадала время, где и когда надо остановиться фиакру? И какие могут быть дела в городе, когда она встретила его совершенно нагой?
3
С каждым днем Давид понимал все яснее, что первые месяцы в доме старика не прошли для него даром. В нем рождалось нечто новое – пока в ощущениях, но так было. Старик рассаживал учеников вокруг себя, на циновки, и говорил: «Всегда буду повторять: в каждом из вас кроется сила, о которой вы пока даже не подозреваете. Но вас отличает от других то, что вы сердцем чувствуете ее в себе. Поэтому вы здесь». Он клал перед собой обычный карандаш, вытягивал руку ладонью вниз, а затем медленно делал ею круг – и вдруг карандаш начинал двигаться за его ладонью и растопыренными пальцами, все быстрее, точно под ним был магнит. «Этот магнит здесь, – словно читая мысли трех молодых людей, старик указывал пальцем на свой изрезанный морщинами лоб. – И в подушечках моих пальцев.