Друзья кругом враги. Дженнифер Линн Алварес
киваю, и она ведет меня в комнату.
– Ты что, хромаешь?
– Нет, все нормально, – отвечаю я.
Она откидывает назад кудрявые волосы и пристально меня разглядывает. Мы очень похожи: те же темные волосы и полные губы, только у меня черты лица грубые, а у нее мягкие.
– Ничего не нормально. Дай-ка гляну. – Она усаживает меня, берет ступню в ладони и внимательно рассматривает. Глаза у нее расширяются. – Это стекло, Джейк. Похоже на осколки зеркала.
Мама хватает щипчики и, вынув у меня из подошвы острые стекла, дезинфицирует рану и перевязывает ногу бинтом.
Потом она укладывает меня в постель – несколько грубее, чем требуется, но сейчас ее гнев перерос в нечто худшее: разочарование. После смерти отца она слишком трясется над нами с младшим братом.
– Слава богу, что ты дома и не покалечился, – говорит она, убирая челку с моих глаз. – Я осмотрела машину: не похоже, что ты кого-то сбил, но ключи я конфискую. Пока не заслужишь их снова, пусть Джессика повозит тебя в школу.
Я не могу сказать ей про Джессику, по крайней мере пока. На кой хрен Тиган нас снимала? Неужели она так безумно жаждет внимания? Я раздраженно выдыхаю. Это уже неважно, ничего не поправишь. Джесс навечно возненавидит меня за измену.
Мама на цыпочках выходит из комнаты и скоро возвращается с тарелкой горячего томатного супа, большим стаканом ледяной воды и горстью витаминов. С улицы доносится жужжание газонокосилки, и я испускаю стон.
– Коулу обязательно проявлять усердие именно сейчас?
Брату только что исполнилось семь лет, и он настаивает на том, что стричь лужайку – его обязанность. Раньше этим занимался отец. Коул рад помочь маме, но работает он медленно, так что шуметь будет целую вечность.
Мама вздыхает.
– На лужайке следы от машины, Джейк, и я хочу поскорее их убрать. Можно впустить Отиса? Он расстроился.
Отис, самый ранимый в мире пес, скулит под дверью, и мне стыдно, что я на него гаркнул.
– Да, пусть войдет.
Мама впускает его, и он сворачивается рядом со мной на одеяле, довольный, что дышит одним воздухом с хозяином. Я чешу его за ухом – своеобразное извинение за несдержанность. Мама закрывает жалюзи, чтобы солнце не светило мне в глаза, и, выходя, закрывает за собой дверь.
Суп цвета крови, который она оставила, обжигает мне язык, я одним жадным глотком выпиваю воду и пишу ответы друзьям. Они шлют искренние поздравления с моей победой, которые я игнорирую. Потом пишу Тиган:
Зачем ты нас записывала?
Она не отвечает.
Я смотрю сквозь пластинки жалюзи на соседний дом, где живет Джесс, и пальцы нерешительно зависают над экраном. До смерти хочется написать ей, но что я скажу? «Извини, я тебе изменил»? «Пожалуйста, прости меня»? Как объяснить, что я надрался и испортил лучшее, что у меня было в жизни? Я так боялся потерять ее, когда она поступит в колледж, а потерял еще до начала выпускного класса. Вот кретин.
Я останавливаюсь на простой фразе: «Позвони, пожалуйста», – бросаю телефон и пытаюсь уснуть. Из головы, однако, не идет вчерашний вечер: