Предначертанная. Часть первая. Шахназ Сайн
поинтересовалась Мира.
Осман не сдержал улыбки, но отвечать не спешил.
– В этот раз блондинка или шатенка? – вновь послышался вопрос девушки с невинным видом.
– Рыжая, – как-то гордо произнёс он спокойным тоном, скрестив руки на груди, внимательно наблюдая за реакцией подруги. Глаза Миры хищно вспыхнули, губы сложились в ухмылке. – Дядя, кстати, дома?
– Ага, в ванной. Завтра уезжает.
Парень посмотрел на Миру таким взглядом, будто хотел что-то сказать, но не решился.
– Ну, говори, я же вижу, что ты почти произнёс это.
– Да не, в другой раз, – отмахнулся Осман и засунул руки в карманы чёрной длинной спортивной куртки до колен.
– Ну, говори уже! Терпеть не могу, когда ты так делаешь! Крутой опер что-то на работе провернул? Или это связано с рыжей пассией?
– Не пропадай с горизонтов, деточка, – произнёс парень, коснувшись указательным пальцем кончика её носа. – Узнаешь позже.
Мира насупилась.
Осман развернулся и быстрыми шагами начал спускаться по лестнице. Молчаливые глаза изумрудного цвета как всегда что-то утаивали.
День изначально выдался непростым и насыщенным. Мира плохо спала, несколько раз просыпалась от чувства страха.
Для таких моментов в комнате у изголовья кровати горел светильник.
В последние годы без него не удавалось засыпать. Поэтому если ночью Мира резко открывала глаза от очередного кошмара, тёплый свет успокаивал её.
Ближе к рассвету девушке приснился сон: настолько яркий и отчётливый, словно всё происходило наяву. Впервые за долгие годы ей приснилась Мерьем.
– Мам… – прошептала Мира, разглядев в свете ярких лучей солнца, пробивавшихся через окно, мягкие, добрые и до боли родные черты женщины.
Мерьем сидела у изножья кровати и гладила дочь по голове.
– Родная моя, – послышался голос, от которого даже душа девушки готова была разреветься.
– Мам, – ком в горле не позволил что-то произнести, глаза налились горькими слезами.
Мира была настолько рада и вместе с тем ошарашена, когда увидела родного человека, что даже во сне от счастья хотелось и громко смеяться, и в голос плакать.
Мерьем снисходительно улыбнулась, понимая эмоции дочери.
– Я скучаю, я очень скучаю по тебе, мам! – проныла девушка сквозь пелену слёз.
– И я по тебе, mənim günəşim[1]. Не плачь, тш-ш, не надо плакать. Я рядом, слышишь? – мать рукой приподняла залитое слезами лицо дочери. – Ты просто должна найти меня.
Эти слова прозвучали так отчётливо, что Мира невольно повторила их шёпотом.
– Найти тебя? Не понимаю, – изумилась Мира, посмотрев в глаза матери и привстав с кровати. – Как найти тебя? Ты так далеко ушла, мне не дотянуться! Никак! Никак, мам, никак! – в панике прокричала Мира, прижав руку матери к груди. Но от неё не веяло ни холодом, ни теплом.
– Я ближе, чем ты думаешь, – мягким голосом утешила Мерьем, нежно обняв дочь за
Мое солнце (азерб.).