Дневник детской памяти. Это и моя война. Отсутствует
пытались отнять военные. В конце концов отняли, а взамен дали другую – газогенераторную с двумя печками и максимальной скоростью 30 км в час. Такие машины были на вооружении и под Белостоком. Кругом паника, связи никакой, беженцы – кто на чем. Мы на какой-то станции погрузились в эшелон с беженцами. Кругами, югом ехали в Пензу чуть ли не до самой зимы. И от Пензы своим ходом стали добираться в Ковров под крышу к деду. Вестей от отца не было… никогда!
Мамин брат, узнав о приказе Сталина «пленных считать предателями, а их семьи ссылать», запретил маме искать отца, ходить и писать куда-либо. И мы замолчали. Мама вышла на работу в колхоз…
Через некоторое время я все равно стала посылать запросы (и так до сего времени) – искать след отца. Ответ отовсюду приходил один и тот же: «Нет сведений. В убитых и пленных не числится». Только поисковики мне ответили, что все исходные данные на отца нашли до самой передислокации в Белосток, а дальше практически все материалы, относящиеся к первым дням войны, из архива изъяты, то есть засекречены, – естественно, не только на отца, а на всю дивизию. (По данным 2004 года.)
Прошло время, и стало известно: первый «котел» был как раз на Белостокском направлении, где в плен попали десятки тысяч (!) наших бойцов и командиров. По признанию самих немцев, они не были готовы к такому количеству пленных. У нас тема плена долго была закрытой…
Кто мне ответит, где сгинул мой, наш отец? В плену? В бою в числе незахороненных? Что с ним стало? Ведь хоронить гигантские потери было в том аду некому. Мы теперь знаем – сами поля боев стали огромными братскими могилами…
Так и ушла с этой болью наша мама, которая старалась заменить нам хоть в чем-то отца. Но что могла мама, которая работала в бригаде от зари до зари за палочки-трудодни, по которым осенью почти ничего не выдавали. Все зерно колхоз сдавал государству как госпошлину. Налоги на крестьян были такими, что скот быстро перевели. Весь год женщины-труженицы со своего хозяйства (личного) сдавали государству (бесплатно) молоко, мясо, яйца, шерсть, оставляя себе крохи. «Все для фронта! Все для Победы!» А потом – для послевоенной разрухи! Дети трудились почти как взрослые. Мой брат Лева с 16 лет встал к станку на заводе, работая по 12 часов за 800 г хлеба, наравне с маминым братом и ее младшей сестрой. Мама и дед весь световой день в колхозе. А я с 11 лет и печи топить, и воду носить, и полы мыть, и сестренку нянчить, и огород поливать, и траву полоть, и по осени в колхозе овощи убирать. Руки и коленки мои от работы были черно-зеленые. Почти до снега босиком бегала. Помню и золотуху, и вшей. Помню, как огород под картошку пахали, как всем гуртом вместо лошади впрягались – 10 человек в оглоблю поперечную, а дед сзади с плугом…
Всех мытарств моих детских не перескажешь. Сколько сирот войны пережили такие беды! А сколько сирот этого не смогли пережить! Если бы живы были