Шепот сакуры. Parvana Saba
Она часто говорила о «проклятии», которое преследовало их родословную – историю, которую Наоко отвергла как суеверие. Но здесь, сидя одна в мрачной тишине, она почувствовала вес этих слов с новой ясностью. Предостережения ее бабушки словно ожили, окутав комнату аурой невысказанной печали.
Когда Наоко развязала ленту первого свитка, донесся слабый запах чернил и испачканной временем бумаги, наполнив ее чувством благоговения и страха. Ее пальцы слегка дрожали, когда она развернула пергамент, обнажив тщательно написанные кандзи, каждый иероглиф был сформирован с точностью и целеустремленностью. Почерк был красивым, обдуманным, и хотя чернила выцвели, истории, выгравированные в свитке, пульсировали собственной жизнью. С каждым прочитанным словом внутри нее начинало шевелиться беспокойство, ощущение, что она не одна.
Первый свиток содержал семейные записи, насчитывающие сотни лет, ряд имен и дат, подробно описывающих историю опеки. Согласно свитку, ее предки были защитниками священной земли, на которых была возложена задача присматривать за давно ушедшими духами. Это была не просто ответственность; это была обязательная клятва, вплетенная в их кровь и передающаяся из поколения в поколение. Пока она читала, Наоко почувствовала, как холодный груз лег на ее плечи, как будто духи ее предков заняли свое место вокруг нее, наблюдая и ожидая, пока она поймет.
Ее бабушка никогда полностью не объясняла эту обязанность и не вдавалась в подробности о так называемом проклятии. Но чем больше Наоко читала, тем больше она чувствовала, что это было не проклятие, а скорее договор, древнее соглашение, от которого ее семья не могла уклониться. В этих писаниях рассказывалось о ритуалах, подношениях и церемониях, проводимых под бдительным оком гор, и все они были предназначены для умиротворения духов, беспокойных по причинам, утерянным во времени.
Взгляд Наоко упал на имя, от которого у нее по спине пробежала дрожь: Аки. Истории, которые она слышала об этом предке, всегда передавались полушепотом, пропитанные особым почтением. Аки, как рассказывается в свитке, была смотрителем семейных земель, как и ее бабушка. Но однажды она исчезла, бесследно исчезнув. Слухи вплелись в деревенские предания, рассказывая о духе Аки, обитающем под цветущей вишней возле дома и являющемся только тем, кто был один глубокой ночью. Некоторые говорили, что в ее глазах была такая глубокая печаль, что она оставляла холод в сердцах тех, кто ее видел.
Чем больше Наоко читала, тем больше она чувствовала, как растет ее любопытство, словно узел скручивается у нее в животе. Она хотела знать все – полную, неприукрашенную правду о прошлом ее семьи, об этом «проклятии», которое их мучило. Но когда небо снаружи потемнело, воздух в комнате стал тяжелее, как будто сами тени прижимались ближе. Истории, выгравированные в свитках, казалось, просачивались в стены, преобразовывая саму атмосферу дома.
К тому времени, когда она добралась до последнего свитка, над деревней опустились сумерки, отбрасывая длинные