Падший. Павел Корнев
организму требуется восстановить силы после обращения или исцеления.
Я был дьявольски голоден, и аромат свежей сдобы и мясного пирога просто сводил с ума. К счастью, Соколов перехватил мой взгляд и предложил:
– Угощайтесь, Лев Борисович. Да и вина испить не откажите.
– Вино на эдаком солнцепеке – это лишнее, Иван Прохорович, – отказался я от выпивки, переставив корзинку себе на колени. – Но не сомневайтесь, я компенсирую все издержки.
При падении бумажник не вылетел из кармана, и хоть банкноты за время нахождения в воде изрядно размокли, в полную негодность они прийти не успели. С учетом монет у меня набиралось без малого полсотни франков, чего хватало и на обед для трех персон, и на починку одежды. Но вот дальше…
Дальше была полная неопределенность.
– Ну как вам не совестно, Лев Борисович! – укорил меня Соколов. – Помогать попавшим в трудное положение соотечественникам – долг каждого приличного человека.
Оставалось лишь порадоваться тому, что дед выучил меня родному языку, сносно владевший русским отец не дал его позабыть, а после бегства из метрополии прошло достаточно времени, дабы закрыть лингвистические лакуны и выдавать себя за уроженца российской провинции без риска немедленного разоблачения. Акцент? Акцент – обычное дело для живущих на чужбине людей.
Я раскрыл корзинку для пикника и едва не захлебнулся слюной. Но все же приступать к трапезе не стал и поинтересовался у своих спасителей:
– Не желаете присоединиться?
Дородный гребец побледнел и поспешно отвернулся, а Соколов вновь улыбнулся.
– Емельян Никифорович, увы, не лучшим образом чувствует себя на воде. У него нет аппетита, – сообщил он и взглянул на бутыль в руке. – А я, пожалуй, ограничусь вином. Мадера восхитительна и прелестно самодостаточна!
– Развезет вас, Иван Прохорович, на эдакой жаре, – проворчал Красин, уверенно работая веслами.
Певец начал весьма пространно отвечать, но я уже не слушал его, опустошая корзинку для пикника. В итоге мясной пирог и расстегай с рыбой, кусок сыра и колечко кровяной колбасы, сдобная булка и два яблока умерили мой голод, но окончательно не насытили. Хотелось чего-нибудь горячего. Желательно – первого, второго и еще десерта. И непременно крепкого сладкого чаю.
Ну а пока я перегнулся через борт, зачерпнул пригоршню воды и напился. Красина при этом явственно передернуло, его округлое лицо с массивной челюстью враз сравнялось цветом со свежей побелкой.
И я вновь уловил страх. Тягучий и мощный, рвущий нервы в такт ударам стучащих о борта лодки волн.
Емельян Никифорович панически боялся воды. Обычной озерной воды, холодной и чистой.
И это всерьез удивило. В страхах людей зачастую нет никакой логики, взять ту же агорафобию, но зачем отправляться на лодочную прогулку со столь расшатанной нервной системой?
– Боюсь, я оставил вас без ланча… –