Последние дни Помпеи. Эдвард Бульвер-Литтон
в честь граций! – провозгласил Панса и трижды осушил чашу.
Остальные гости последовали его примеру.
– Мы еще не избрали распорядителя нашего пира! – воскликнул Саллюстий.
– Так бросим кости, кому придется, – предложил Клавдий, встряхивая ящик.
– Нет, – возразил Главк, – не надо нам холодного церемонного главы, обойдемся без диктатора на нашем банкете, без rех convivii. Разве не поклялись римляне никогда не повиноваться царю? Неужели мы будем пользоваться меньшей свободой, чем ваши предки? Эй, музыканты, сыграйте песню, которую я сочинил вчера вечером на стихи «Вакхический гимн часам».
Музыканты заиграли ионическую мелодию, между тем как юные голоса в хоре запели песню на греческом языке.
Гости шумно аплодировали. Когда сочинитель – сам хозяин дома, то стихи его, наверное, должны понравиться.
– В чисто греческом духе, – заметил Лепид, – римской поэзии недоступна сила, энергия, выразительность этого языка!
– Контраст, действительно, большой, – проговорил Клавдий с иронией в душе, хотя и старался этого не выказывать, – между этой песнею и старосветской, бесцветной простотой оды Горация, слышанной нами раньше. Мелодия прелестна и в ионическом вкусе. Кстати, слово это напоминает мне некий тост: друзья, выпьем за здоровье прекрасной Ионы.
– Иона! Имя греческое, – тихо промолвил Главк. – С наслаждением пью за ее здоровье. Но кто такая Иона?
– Ага! Хорошо, что ты недавно вернулся в Помпею, а то ты подвергся бы остракизму за свое невежество, – заметил Лепид самодовольно, – не знать Ионы – значит не знать главной красы нашего города.
– Она редкой красоты, – прибавил Панса. – А какой голос!
– Она, должно быть, питается исключительно соловьиными языками, – сказал Клавдий.
– Соловьиными языками, – какая остроумная мысль, – отозвалась его тень.
– Просветите же меня, прошу вас, – обратился к ним Главк.
– Так знай же… – начал Лепид.
– Дай мне рассказать, – перебил его Клавдий, – твои слова ползут, как черепахи.
– А твои бьют в голову, как камни, – пробормотал про себя франт, презрительно откинувшись на подушку ложа.
– Итак, было бы тебе известно, Главк, – продолжал Клавдий, – что Иона иностранка, лишь недавно приехавшая в Помпею. Поет она, как Сафо, и сама сочиняет свои песни. А что касается свирели, цитры и лиры, то я, право, не знаю, на котором из этих музыкальных инструментов она превосходит муз. Красота ее ослепительна. Дом ее – совершенство. Какой вкус, какие драгоценности! Какая бронза! Она богата и столь же щедра, как и богата.
– Разумеется, ее любовники заботятся о том, чтобы она не умирала с голоду, – молвил Главк, – а известно, что деньги, легко нажитые, так же легко и тратятся.
– Любовники! Ну нет, – тут-то и загадка. У Ионы один только порок – она целомудренна. Вся Помпея у ног ее, но у нее нет любовника, она даже не желает выходить замуж.
– Нет любовников! – отозвался Главк.
– Нет. У нее