Святая и грешник. Барбара Картленд
одобрял, сами едва не влюбились в него». Конечно, это не значило, что родственники мамы – и Пандоре это было хорошо известно – тоже пожертвовали бы своим важным общественным положением, как сделала ее мать, и променяли его на скромное житье-бытье в захолустном церковном приходе. Вряд ли, располагая очень скромными средствами, они чувствовали бы себя при этом баловнями судьбы!
– А ты никогда не жалела, что вышла замуж за папу? – спросила Пандора у матери, но та лишь рассмеялась в ответ:
– Неужели можно жалеть о том, что стала счастливейшей женщиной на свете? Я обожаю твоего отца, он обожает меня, и, что самое главное, у нас с ним есть обожаемая дочка! Да разве может женщина мечтать о большем?
По-видимому, маму вообще не волновало и не огорчало то, что она лишилась многого, чем располагала прежде. Конечно, ей пришлось забыть о лондонских светских приемах или о том, чтобы время от времени получать приглашения в Карлтон-Хауз от самого принца-регента, но ей это и не было нужно. Она была счастлива, что смогла устроить удобный и привлекательный дом для своего мужа, что их с супругом чувства глубоки и взаимны. Пандоре даже иногда казалось, что и трагическая смерть родителей была предопределена и явилась закономерным завершением всей их жизни: родители сами, очевидно, выбрали бы такой конец – умереть одновременно и вместе, так как были не способны существовать врозь.
Вот такого союза сердец она желала и для себя. Совершенно невозможно было и думать о замужестве с кем-то вроде Проспера Уизериджа. Ей претила мысль о физической близости с ним. К тому же он был таким напыщенным, самовлюбленным, таким святошей и ханжой, всегда всех осуждал, замечая в других лишь пороки и недостатки, точь-в-точь как тетя София.
Пандора помнила, как, напротив, был терпим и снисходителен к слабостям и недостаткам окружающих ее отец. «Да ведь они изо всех сил стараются быть лучше, – рассуждал он, – и надо дать им для этого шанс. Люди могут отдать только то, что имеют, а мы часто требуем от них невозможного».
Проспер Уизеридж был не способен так рассуждать и поступать, и Пандора не сомневалась, что он скверно относится к своим ближним и, конечно, уже выразил недовольство по поводу предстоящего праздника в Чартхолле.
Между прочим, никто в епископском дворце понятия не имел, как сильно задевают Пандору презрительные отзывы о новом кузене-графе, которого она никогда не видела. Да, может быть, он действительно таков, каким его считают родственники, но все равно им следует отзываться о нем с бо́льшим тактом и уважением.
Она никогда не встречалась с ним: их общий дедушка, четвертый граф Чартвудский, умер через два месяца после смерти родителей Пандоры. Дедушка-граф был стар и болен. Он яростно ненавидел своего внезапно возникшего наследника и ни разу не пригласил его в Чартхолл. И это, конечно, можно понять и простить: два сына дедушки, родные братья ее матери, наследники и титула, и поместья, погибли на войне. Младший, моряк, пал смертью храбрых в битве на Ниле, сражаясь под знаменами адмирала Нельсона