Маркиза Бонопарта. Виктория Дьякова
спросила Анжелика недоуменно.
Алексей промолчал. Потом произнес:
– На выход из гвардии требуется разрешение самого императора или хотя бы военного министра, а ни тот ни другой без особой провинности офицера не позволят ему такого. Но князь Петр Иванович уговорил генерала Барклая до окончания войны зачислить меня в Ахтырский полк при условии, что я буду при нем адъютантом – такая «ссылка» показалась нашему военному министру почетней.
– Я думаю, немногие светские франты сейчас стремятся оказаться в гуще дела? – спросила Анжелика, не скрывая восхищения. – В Петербурге ведь спокойнее и сытнее…
– Гвардия прибудет со дня на день, – ответил Анненков. – Если главное сражение все же состоится, она обязательно примет участие в нем, и пехота, и кавалерия. То, что вы говорите, маркиза, – всего лишь парижские домыслы. Сейчас каждый офицер, будь он гвардеец или нет, готов выполнить свой долг Отечеству и не пожалеет жизни. Без исключения.
Уверенность, с которой молодой граф произнес эти слова, впечатлила Анжелику. Отправляясь на войну, она мало думала о русских. Точнее, не думала о них вовсе. Маркизу гнали в путь тоска и личная обида. Теперь же на фоне разворачивающегося перед ее глазами действа все личные переживания показались Анжелике мелкими и не стоящими упоминания.
– Как вы думаете, граф, – решилась она спросить Алексея о том, что волновало ее больше всего, – меня отпустят назад? К армии я имею в виду…
– Не знаю, – Анненков пожал плечами. – Ведь вы – не обычный пленный. Вы – женщина. Я думаю, князь примет во внимание это обстоятельство, – добавил он с улыбкой. – Не волнуйтесь, мадам.
– Я очень надеюсь на благородство князя, – печально вздохнула маркиза, – там остался мой младший брат Пьер, – объяснила она. – Он настоял, чтобы его зачислили в кавалерию маршала Мюрата. Я обещала mamán, что с ним ничего не случится.
Граф Анненков понимающе покачал головой.
Перед самым Царевым Займищем дорогу им преградили санитарные фуры. Ополченцы в серых одеждах, темных по спинам от пота, таскали сюда на носилках раненых с расположенного неподалеку перевязочного пункта. Здесь же суетился доктор в окровавленном фартуке, он размахивал большими, измазанными по локоть в крови руками и кричал:
– Э, мужичье, полегче, полегче трясите! В ногу идите – разболтаете ж, вот олухи!
Мужики остановились, приладив поплотнее носилки на плечах, потом снова пошли, попав, наконец, в ногу.
– Куды везти-то? – крикнул с фуры возничий. – А, ученый?
– Матушка Лизавета Григорьевна велели в госпиталь к ним, – ответил доктор, возвращаясь в перевязочную палатку.
– А где ж он? – снова крикнул возничий.
– Езжай к штабу, там, в березняке, увидишь…
– Скоро ли тронутся они? – спросила Анжелика у ротмистра. Она не понимала по-русски, но видела – раненых должны вот-вот увезти.
– Сейчас