Рецензистика. Том 2. Алексей Ивин
мало. Книга не интересна – для массового читателя, особенно в тех местах, где в стиле казенных безликих автобиографий и хронографов даны генеалогические факты (весь реферат Е. Н. Дормакова и многое-многое другое…). Похоже на протокол отчетно-выборного собрания советского периода…
Может быть, трилогия М. Горького удачна потому, что там в центре повествования, как ни крути, сам автор, а уж генеалогия и род подстроены под него. Здесь же, в книге Галицкой, и сама она выглядит, как сбоку припека, и самоаттестация какая-то робкая и конфузливая. Вот как у ранне-христианских хронистов (да хоть русских Х11 века), которые с сокрушением сердца и реверансами добавляли где-нибудь в середке или в конце текста: «писал сие Ивашка раб недостойный септемвря 12 числа».
А поскольку автор такой скромняга, присутствует сбоку и без образа, кто будет связывать персонажей, родню? А вот дед М. П. Дормаков и вынужден как самый удавшийся образ. Конечно, от документалистики и не следует спрашивать сильного воздействия, но если не воздействовать на читателя, – зачем писать?
А работа по сбору и укомплектованию информации проделана огромная, притом что, раз нет редактора, кое-где выпирают непритертые углы: например, в главке «Храните преданья», где, как в аргентинском киносериале, автор вынуждена конспективно повторять содержание предыдущих серий.
Не знаю: возможно, здесь проглядывает мое общее разочарование в деятельности так называемых «шестидесятников». Досадно ведь и то, что Галицкая известна гораздо меньше, чем, например, ее сверстники А. Битов и В. Маканин. Ну, допустим, что она написала меньше, чем они. И все-таки это несправедливость: почему она не так популярна, как они?.. Не вижу у них бóльших преимуществ: тот же Битов иногда страшно тавтологичен и зануден (попробуйте прочесть, например, его повесть «Колесо»: бессмыслица такой крутизны, что не за что зацепиться ни мысли, ни чувству). Тот же Маканин излишне многоречив и распыляется, пишет почти исключительно обиняками и намеками, сказать с «последней прямотой» не может, а ранние повести, опубликованные им в журнале «Москва», теперь совсем не интересны, совсем. А ответ прост: Галицкая провинциалка, ярославская мещанка всю жизнь (термин от слова «местная», а не в упрек). Они там, в Москве, думают: «московиты мозговиты», а ни фига подобного, не всегда так. Очень много талантливых и всероссийски известных людей живут в провинции. Так что не задавайтесь, господа из столицы.
Словом, эта историко-генеалогическая книга мне не понравилась. Род, Ирина Алексеевна, хоть ваш, хоть мой, хоть чей угодно, – структура гораздо более жесткая, жестокая, напряженная и противоречивая настолько, что ею можно проиллюстрировать всю науку конфликтологию в полном объеме и отечественную историю, в частности (а уж историю-то вы знаете). Род – это жуть глубины, страх высоты и чего угодно. Недаром, вся Библия – это, по сути, выяснение