Венские кружева. Елена Федорова
измениться. Не зря же я сегодня вспомнил про Иссидору. Пора еще раз поменять свое отношение к африканцам, живущим на плантации. Дав им больше свободы, я получу больше прибыли. Нужно забыть слово «рабы», заменить его словом «слуги». Все мои слуги получат вознаграждение за хороший труд, но вначале они должны будут как следует потрудиться, – улыбнулся, поднял свечу вверх. – Жизнь продолжается, господин Ферстель. Вы станете вновь властелином мира, не сомневайтесь! – распахнул дверь, крикнул:
– Луиза!
Она не отозвалась. Он крикнул еще раз. Благодушие сменилось злостью:
– Луиза!
– Я здесь, – она выбежала из комнаты, остановилась в нескольких шагах от него.
Минуту они смотрели друг на друга и молчали, а потом заговорили одновременно.
– Мы должны… – сказал он.
– Мы спасены, – сказала она.
– Что? – вновь воцарилось молчание.
– Говори, – приказал Ферстель. – Что ты придумала?
– Не придумала, а поняла, – она заговорила с воодушевлением. – Я поняла, что могу работать так же, как ты, Франц.
– Похвально, но в этом нет необходимости, – он нахмурился. – Твое предназначение в другом, – выдержал паузу. – Ты должна стать матерью, Луиза…
Она сникла. Становиться матерью ей хотелось меньше всего. Она видела, как страдала ее кузина, когда вынашивала ребенка. Как она чуть не умерла при родах. А потом долго избавлялась от послеродовой горячки. На бедняжку было страшно смотреть. Луиза не хотела проходить через все испытания, выпавшие на долю кузины и ее малыша, который был болезненным, тщедущным созданием.
– Ребенку нужен чистый, сухой горный воздух, – повторяли в один голос все доктора.
Слушая их предписания, Луиза поняла, что детей нужно рожать в горах. Но здесь, в Луизиане, гор нет. Климат здесь ужасный, сырость и жара. Они не прибавят ни ей, ни малышу здоровья, а скорее лишат их последних сил.
– Ребенок обречен родиться больным в таком климате, – думала Луиза, слушая Ферстеля.
Хотя, это были скорее отговорки. Главная причина заключалась в том, что она не хотела оставаться здесь, не хотела иметь детей от старого, нелюбимого господина Ферстеля. Она молчала, потому что он всегда находил контраргументы на все ее предположения.
– Ты должна стать матерью, – в голосе Ферстеля звучал металл.
– Да-да, – она потупила взор. – Я думала об этом.
– Правда? – Ферстель усмехнулся. – Расскажи мне поскорей, что же ты там придумала, Луиза?
Она подняла голову, щеки залил румянец.
– Мы сегодня оба не в том состоянии, чтобы… – она вновь опустила голову. Она всегда стеснялась разговаривать на подобные темы. – Ты огорчен, Франц, а я… ну, ты понимаешь, что это пройдет. Еще три дня, и… – подняла голову.
– За это время ты придумаешь новую отговорку, – сказал он с сарказмом. – Я вижу тебя насквозь, Луиза. Насквозь… – развернулся. Ушел к себе, хлопнув дверью.
Луиза