Кудесник (сборник). Евгений Салиас де Турнемир
дело, барин, – сказал ямщик, усаживаясь на облучок. – Тут вся деревня почитай голодная сидит.
– Отчего?! – оживленно воскликнул молодой человек.
– Как отчего: хлеба нет.
– Почему же хлеба нет?
– Как почему: не собрали ничего. На семена не хватило… Да это у нас не в диковину.
Оба путника влезли в возок, поправив предварительно подушки и кое-какую мелочь, которая вся перетряслась при падении возка. Через минуту возок двинулся.
– Смотри ты, леший, опять нас не вывороти где!
– Зачем. Как можно… Будьте спокойны! – отозвался ямщик таким голосом, как будто ничего подобного с ним никогда не случалось и случиться не может.
Он задергал вожжами, начал со всей мочи хлестать всех трех заморенных лошадей, и возок заскрипел по морозному снегу.
На дворе уже был вечер. Через полчаса мелкой, плохой рысцою возок въезжал в заставу города.
– А по Москве нам ведь, помнится, много ехать? – спросил молодой человек.
– По Москве-то? Да вот как скажу: через весь город. Почитай на другую сторону.
– Тем лучше.
– Почему же: тем лучше?
– Город посмотрю. Я его плохо помню.
– Это бы и после можно было. Какое же теперь смотрение? – отозвался Норич.
Действительно, возок начал поворачивать из улицы в улицу, направляясь с одного края Москвы на другой. Улицы были пустынны, только изредка попадались встречные. Маленькие домишки стояли темны, и только на больших улицах большие дома, помешавшиеся исключительно в глубине просторных дворов, были освещены.
Напрасно молодой человек пытливо выглядывал в отворенное окошко возка – он ничего не мог разглядеть благодаря вечерней мгле пасмурного зимнего дня. Впрочем, он выглядывал на улицу с каким-то странным чувством, будто хотел сам рассеять себя и успокоить в себе то бурное чувство, которое поднималось и бушевало в груди.
Пока возок двигался по городу, молодой человек раз десять спросил:
– Скоро ли?
И каждый раз получал ответ Норича:
– Скоро, скоро.
Немудрено было волноваться молодому путнику. Он был чуть не в первый раз в Москве и даже в России, так как выехал из нее почти ребенком. Он едва помнил того, к кому теперь ехал. Вдобавок он не знал, что завтра будет с ним, что он увидит, что услышит. Он знал только, что предстанет тотчас же пред человеком, который одно из первых лиц русского государства – богач и сановник, именитый вельможа. К тому же этот сановник – его родной дед, которого он Бог весть когда видел, совершенно не знает и которого и не думал увидеть в этом году, если бы обстоятельства не перевернулись вдруг так ужасно, странно и загадочно.
Чем ближе была от него цель его долгого, шестинедельного путешествия с берегов Рейна к берегам Москвы-реки, тем более захватывало дыхание у молодого человека. И вдруг теперь его стало душить за горло, слезы навернулись на глазах. Он снял шапку и отер горячий лоб. Почему явились эти слезы – он сам не понимал. Как будто предчувствие чего-то дурного, чересчур дурного, скользнуло тенью по душе.