Медный ангел. Кэтрин Полански
выбрался, как ни странно, без приключений, умудрившись не задавить ни единого прохожего, не испачкаться и не столкнуться ни с экипажем, ни с верховым, хотя иногда казалось, что это неизбежно. За заставой сразу стало легче, Виллеру пустил коня легкой рысью.
Было очень тихо, Париж таял позади в туманной дымке, предвещавшей резкое потепление. Фернан, повинуясь всаднику, перешел на быструю рысь, из-под копыт коня полетела жидкая грязь. Весна в этом году обещала прийти рано, и в качестве аванса превратила дороги в невразумительное месиво. На эльзасских дорогах грязь подмерзла, ехать было легко, а вот тут поди ж ты – как ни старайся, сберечь сапоги чистыми не удастся.
Ну и черт с ним, лишь бы добраться поскорее.
Пообедать Теодор остановился в придорожной харчевне. Маленький, грязный домишко ему не понравился, но от добра – добра не ищут, кто знает, когда еще удастся как следует перекусить. В армии Виллеру не особо задумывался над тем, как бы повкуснее поесть самому, в первую очередь его, как хорошего офицера, заботило пропитание солдат. Не в последнюю очередь за это солдаты его любили. Для тех, кто постоянно играет со смертью в прятки, одно из самых больших наслаждений в жизни – вкусно поесть.
Вывеска над дверью харчевни была такая старая, что Теодору удалось разобрать на ней лишь одно слово – «свинья». Что ж, судя по всему, название соответствует содержанию. Улыбнувшись, шевалье открыл дверь и вошел, оказавшись в полутемной комнате, где почти не было народу. Трактирщик протирал кружки, за столом в углу сидела парочка «красных плащей», да сомнительного вида бродяга храпел, привалившись спиной к стене. Теодор уселся за стол и махнул трактирщику. Тот, с первого взгляда оценив не сильно многообещающую платежеспособность гостя, сам утруждаться не стал, пнул помогавшего ему парнишку. Тот подбежал к Теодору, принял заказ. Через некоторое время перед шевалье уже стояло блюдо с холодным мясом и кружка с водой. Вино – вещь хорошая, но, во-первых, здесь оно наверняка дрянное, а во-вторых, после болезни Теодор быстро пьянел. И хотя вино могло притупить боль в ноге, ноющей к перемене погоды, оно могло затуманить разум и замедлить продвижение. А Виллеру хотел как можно быстрее достигнуть намеченной цели.
Как странно – я стремлюсь к тому, что мне совершенно не нужно.
Ему по-прежнему была нужна война, а вот он ей оказался без надобности.
Пообедав, Теодор расплатился и вышел. Солнышко пригревало все так же, хотя и поворачивало уже к вечеру. Париж остался далеко позади, дышалось тут гораздо привольнее. Если бы только шевалье оставили в покое. Но нет: давешний бродяга, проснувшийся и успевший выбраться во двор, пристал к Теодору, канюча монетку. Виллеру кинул ему пару су, чтоб отвязался, и, не слушая униженных благодарностей, сел в седло. Разбирая поводья, шевалье поморщился: нога разнылась не на шутку, да и рука от нее не отставала. По-хорошему, следовало бы отлежаться еще пару недель, прежде чем пускаться