Последние дни Кондора. Джеймс Грейди
должен был сказать что-то шокирующее, чтобы получить более или менее правдивый ответ, – сообщил собеседник. – Потому что, если бы я хотел поговорить о каких-то безобидных вещах, то мы поболтали бы о чем-нибудь обыкновенном – например, я стал бы расспрашивать вас, к какому лагерю принадлежали ваши родители – к фанатам «Роллинг стоунз» или «Битлз».
– Вы уже начали вашу безобидную болтовню?
– Я надеялся, что это будет наша болтовня, но в принципе да. Что еще вам сказать?
– Вы что, пытаетесь ко мне подъезжать?
– Боюсь, если бы я попытался к вам подъезжать, вы сломали бы мне руку местах в шести.
– Пожалуй, только в двух.
– Спасибо за сдержанность. – Он поднял обе руки, и в его голубых глазах промелькнула улыбка. – Нет, пока что я не подкатывал к вам, но, per se[1], начинаю чувствовать соблазн сделать такую попытку.
– Per se?
– Извините, когда я нервничаю, я начинаю говорить довольно странно.
– Значит, это я заставила вас нервничать?
– С того самого момента, когда я вас увидел.
– Что ж, это, пожалуй, неплохо.
– Все дело в том, как вы стояли. И сейчас стоите. Сразу видно, что вы здесь, на земле, а не витаете в облаках. В вас чувствуется решимость и способность противостоять обстоятельствам, какими бы они ни были. – Он помахал рукой извиняющимся жестом. – Ну, а теперь можете меня прогнать.
– Как я понимаю, вы решили меня завербовать.
– Есть такая идея. Вы играете в алтимат?
– Что это?
– Алтимат фрисби. Похоже на просто фрисби. Но с резиновыми дисками. Это спорт для наркоманов.
– А вы что, наркоман? И думаете, что я – тоже?
– Я – федеральный служащий, которого могут в любой момент без предупреждения подвергнуть тесту на употребление запрещенных веществ. Это простая игра. Бросаешь тарелку, бежишь, ловишь тарелку. Никакого физического контакта с другими игроками. Но чертовски увлекательно. Затягивает.
– Правила, я вижу, в самом деле несложные.
– Не правила. Кодекс чести, – сказал мужчина.
– Похоже на времяпрепровождение для студентов-второкурсников.
Собеседник Фэй сделал жест головой в сторону помещения, где проходило секретное заседание и где в этот самый момент сенаторы, должно быть, хмурились, напуская на себя серьезный вид.
– Я здесь только тем и занимаюсь, что ношусь туда-сюда и ловлю все, что эти деятели бросают в воздух. И стараюсь сделать так, чтобы это стало чем-то реальным. Да, побегать, конечно, приходится. Но все же это приносит мне удовлетворение. И я уже давно не второкурсник.
– Насколько давно?
Не смотри в сторону комнаты совещаний!
И тут он засмеялся. Просто засмеялся – открыто, не таясь и не сдерживаясь. И сказал:
– Приходите, не пожалеете.
– Что?
– Завтра вечером в районе семи часов – если только на нас не обрушится нежданная сентябрьская буря. Это в центре. Идите вдоль газона
В себе самом (