Американская палитра. Анатол Вульф
сбросил свои оковы и стал свободным.
Чувства переполняли его душу, Максим вспомнил про Катю, да он собственно, никогда и не забывал о ней, она всегда была с ним. Слёзы навернулись у него на глаза, и то были не столько слёзы горести, сколько слёзы радости за себя и за Катю, которая теперь видела все вокруг его глазами.
В этот день у Максима было интервью в Сохнуте. Молодая блондинка задавала ему вопросы по-русски, а записывала его ответы на иврите с невероятной, как показалось Максиму, скоростью.
– Почему вы не едете в Израиль? – был её первый вопрос.
Максим ответил, что едет к сестре в Америку.
– Кого из отказников знали в России? – Максим назвал несколько имен, и она поинтересовалась как поживают эти люди. Дальнейшие вопросы заставили Максима поразиться её осведомлённости, девица знала столько деталей их жизни, что ей легко могло бы позавидовать КГБ.
После Сохнута Максима направили в ХИАС. Там было много народу, и Максиму пришлось долго ждать пока его вызовут. В маленькой приемной сидели очень чернобровые и смуглые люди, которых Максим поначалу принял за азербайджанцев. В принципе он почти угадал, это оказались иранские евреи. Они сидели в полном молчании и мрачновато посматривали на Максима, вероятно пытаясь определить его происхождение. Максиму стало не по себе, и он пошел покурить на лестницу, откуда его тут же прогнал какой-то служащий, заорав на него по-немецки, что вызвало у Максима не вполне приятные ассоциации и он решил, что будет лучше вернуться к иранцам.
В конце концов, Максима вызвали на интервью и первым делом спросили, какие он знает еврейские праздники, вероятно, таким образом они пытались удостовериться, что он еврей. В душе Максим посмеялся, представив, как будут ломать себе голову многие выезжающие из Союза советские евреи, не имеющие ни малейшего понятия о своих праздниках. Даже если бы ХИАС стал спускать мужикам штаны, доказать их еврейство было бы чрезвычайно трудно.
Максим назвал все известные ему еврейские праздники, и, успешно пройдя интервью, был направлен в кассу для получения пособия. Это было приятной неожиданностью, так как Максим даже и не помышлял о каких-то пособиях, наивно полагая, что протянет до Америки на свои 125 долларов.
Он вернулся в пансион и застал там Аркадия.
– Слушай, Максим! – сказал Аркадий. – Не хочешь пойти со мной купить кассетник, мне родители деньги на него подарили?
– Хорошо, пойдем, посмотрим их радиотовары, – ответил Максим.
– Ну отлично, заодно и перекусим что-нибудь по дороге.
Вена успокаивала нервы. Приятно цокали копыта лошадей, везущих экскурсионные экипажи по булыжным мостовым. Возле кафешек люди сидели за столиками, расставленными прямо на улицах и неторопливо попивали свое кофе. Погода была что надо, не жарко и не холодно. На пути им попалась пиццерия и они зашли туда поесть. Максим сразу вспомнил свой неудачный поход в пиццерию в Питере и подумал: «Ну, посмотрим, как с этим обстоит дело в Вене?»
В кафе было полно свободных столиков, и они с Аркадием сели