Не время для славы. Юлия Латынина
и чуть пухловатым подбородком, типичным для чеченки, и посередине лба уже легла крошечная морщинка, удивительно ранняя для двадцатилетней девушки. Даже и нельзя его было назвать живым, Диана почти не улыбалась и не поднимала глаз на мужчин. И все же оно притягивало, как магнит. Кирилл видел такое на Камчатке: кипящий гейзер, покрытый ровной пленкой льда.
Диана стояла и смотрела очень ровно, на худощавого сорокалетнего федерала в пиджаке и галстуке, и на стоящих за ним личных друзей Джамалудина, с пистолетами на витых телефонных шнурах и блестящими кольцами наручников, подвешенных к поясу. По ее лицу ничего нельзя было прочесть, как по строгой папке с казенным номером нельзя угадать содержания.
– Здравствуйте, Кирилл Владимирович, – сказала девушка ровным, чуть тихим голосом, – мой брат ходит, слава Аллаху. Заходите.
Дом, в котором жила Диана, был хорош и слишком велик для такой небольшой семьи: двухэтажный каменный сундук с широким крыльцом и надписью «1998» под массивной стрехой. Чувствовалось, что он был построен в то время, когда этот род был куда больше, и когда на крыше этого дома пели азан, призывая бойцов к молитве, а в подвале сидели пленники, на деньги с которых кормили бойцов.
Второй дом на участке оброс сарайками, туалетом и курятником, и было видно, что в нем уже никто не жил. Во дворе играли пять или шесть ребятишек, и когда они увидели Кирилла, они сразу сбились в кучу и замолчали.
В доме, в маленькой гостиной, где над телевизором висела красивая черно-золотая картинка с изображением Каабы, был накрыт стол для гостей, и Кирилл сел за стол со своими охранниками, а молодые чеченцы сели напротив.
Дети тоже зашли в дом. Они остановились у порога и стали глядеть на Кирилла, любопытно и зло, как хорьки, в норку которых заплыла камбала, а потом один из мальчиков, лет десяти, подошел к Шахиду, засмеялся и что-то сказал. Шахид тоже засмеялся, поднял единственную руку, и они шлепнули ладошками друг о друга, и когда они это сделали, Кирилл увидел, что у мальчика тоже нет одной руки. Вместо нее был короткий обрубок чуть ниже локтя. Два горца засмеялись снова, и снова хлопнули в ладоши.
– Что он сказал? – спросил Кирилл у молодого чеченца.
– Он сказал, – ответил чеченец, – что иметь одну руку очень хорошо. Что на человека с одной рукой никогда не наденут наручники.
Мальчик посмотрел на Кирилла лукаво и расхохотался.
Вскоре молодые чеченцы и аварцы необычайно развеселились. Они обсуждали тетку, которая была замужем за Рустамом, чемпионат мира по вольной борьбе и козни спецслужб США, азартно вскрикивали и хохотали. Кирилл не хохотал, потому что не был специалистом ни в одном из вопросов.
Гости уходили и приходили; некоторые смотрели на Кирилла с нескрываемым любопытством, как зимой на вьюжной московской улице прохожие посмотрят на папуаса, отплясывающего по Тверской в набедренной повязке и с ожерельем из раковин, и Кирилл понял, что слух о его приезде прошел по селу, и всяк живущий в нем человек торопится посмотреть на диковину в галстуке.