Олимпиец. Роман Буревой
Флакк.
– А у тебя дядя заседает в сенате, а отец командует линкором «Сципион Африканский» – это тоже сразу видно, – парировал Келл.
– Видно одно: мы слишком давно бездельничаем, – опять подал голос из-под одеяла Эмилий Павел. – Образ мыслей можно отбросить лишь с головой.
– Меняю: две головы на одну мысль! – засмеялся Келл.
Флакк в деталях запомнил этот разговор, потому что это был их последний вечер в блиндаже.
В тот вечер Серв где-то разжился бобами и принялся варить густую похлебку с грудинкой, но не в кухонном комбайне, а в котелке, на печурке, рассчитывая угостить друзей настоящей бобовой похлебкой с дымком и специями. Варил он долго, печь давным-давно раскалилась докрасна, но почему-то проклятые бобы никак не желали развариваться. Время от времени Серв подносил ложку к губам, старательно дул, пробовал варево и всякий раз морщился.
– Может, это какие-то местные бобы? – предположил Келл.
Серв предъявил свою добычу, обычный мешок для продуктов, на котором значилось: «Бобы, 50 кг, собственность армии Лация».
Мешок достался им полный: Серв его лично вскрыл.
– Есть все равно придется, – меланхолично заметил Келл, – мы же туда две упаковки грудинки вбухали.
Он отобрал у кашевара ложку и попробовал:
– Странный, однако, супчик…
Потом стал пробовать Павел. Съел три ложки, поморщился. Флакк тоже разжевал пару бобов, после чего ложка вернулась к Серву.
Повар-самозванец еще полчаса колдовал над кастрюлей, потом опять приступил к дегустации.
Так и слопали легионеры в конце концов весь суп из недоваренных бобов. А потом кинулись в латрины, закуток у границы купола, отгороженный каменной стеночкой. Там было три удобных стульчака, и торф насыпан, чтобы отбить запах. Но в этот раз торф не помог – вонь стояла жуткая. К утру обитатели бункера истребили все содержимое аптечки и лежали на походных койках пластом, поднимаясь лишь для того, чтобы посетить латрины. Один Флакк был на ногах (хотя «учреждение» все же посетил не единожды) – он с младых лет питал отвращение к бобовому супу и съел лишь пару ложек, предпочтя на ужин пищевые таблетки и сухари.
Утром центурион Ивар вызвал к себе Павла и приказал отвезти всех любителей бобовой похлебки в госпиталь легиона. Ехать было недалеко, к тому же в тыл, лету чуть больше часа на скутере. Но так уж вышло, что покидать когорту было плохой приметой – уедешь, не вернешься. Даже когда Павлу прострелили обе ноги, он в госпиталь не поехал, Ивар привез медика с хирургическим автоматом, тот сделал операцию прямо в бункере. Две недели Павел по территории лагеря ползал на самодельных салазках с гидроприводом, будто робот недоделанный, лишь бы в центурии своей остаться.
Но в этот раз Ивар был неумолим – в госпиталь, и точка.
«Мне игры в героизм ни к чему», – заявил центурион. Опасался он грибковой и амебной дряни, которую можно с легкостью подцепить на болотах, – болезни выкашивали легионеров во время этой кампании не хуже лазера