Реванш русской истории. Егор Холмогоров
мятежников конфисковались и разделялись между русскими крестьянами, получившими свой суд, свое самоуправление и народные школы на русском языке. На собиравшиеся за участие в мятеже штрафы содержались православные священники. Реставрировались в православном духе старые храмы и строились новые. На свои средства Муравьев закупил 300 тыс. нательных крестов и раздал их крестьянам.
Началось изучение фольклора и культуры белорусской части русского народа. Вместо польских чиновников-саботажников привлекались молодые русские, горевшие одновременно патриотическим чувством и желанием защищать народ от угнетения.
«Русская революция» в Западном крае оказалась одновременно национальной и социальной.
Муравьев действовал, опираясь на русское общественное мнение. Рупором его политики был публицист Михаил Никифорович Катков, ведший за собой московское дворянство и интеллигенцию. А в Петербурге великий Тютчев язвил иронией либералов, прося у них прощения, что «русского честим мы «людоеда», мы, русские, Европы не спросясь».
Всего за несколько месяцев под водительством Муравьева Запад и капитулянты в самой России обнаружили сплоченное, патриотичное, проникнутое национальными началами общество. И вот уже канцлер Александр Михайлович Горчаков, в твердой уверенности в тыле, дал публичный отпор требовавшим раскола России державам. О европейской интервенции и расчленении России пришлось забыть.
А историческая результативность действий Муравьева была столь велика, что изменить русско-белорусскую идентичность не удалось даже за два десятилетия в независимой Польше Пилсудского.
Перед нами очень важный урок для сегодняшнего дня.
Во-первых, разрыв русского народа на части, всё это «никогда мы не будем братьями» – это скороспелый проект конструирования новой антирусской нации. Так же как и полонизация Западной Руси в середине XIX века, – это лечится грамотной и решительной национальной политикой на возрождение того русского культурного ядра, которое лежит в основе культуры даже тех, кто подвергся украинизации.
Никакой необратимости в уходе в антирусские «европейцы» нет.
Во-вторых, живой и сильной идее может противостоять не бюрократическое манипулирование и квазирациональный расчет, а только живая и действующая идея. Русофобии и европейничанию евромайдана может противостоять только идея русской православной цивилизации, верности родному языку, своему народу, общей исторической памяти и каноническому православию.
Достаточно посмотреть на крепость Славянск, на нечеловеческую эффективность закрепившихся там партизан, которых западные журналисты описывают как «русских православных фундаменталистов», чтобы понять как властна подлинная идея и насколько жалки по сравнению с нею пляски украинских националистов.
В-третьих, пример Муравьева и Каткова показывает, что рецепт несокрушимости России – в союзе национальной государственной