Сердце зверя. Татьяна Корсакова
на живот к обретенному хозяину, выпустила коготки, но не сильно, а так, чтобы не вздумал сбросить, замурлыкала. Под это мерное мурлыканье Август заснул и спал так крепко, как не спал уже много дней.
Когда на следующий день Берг вернулся на маяк, оказалось, его остров, доселе тихий, практически необитаемый, заполнили люди. Шумные, гомонливые, они нарушили установившийся порядок вещей, потревожили покой и острова, и Августа. Значит, не врали слухи – Злотников возвращается, и к его появлению готовятся, убирают в замке и округе, наводят лоск.
Люди все еще боялись острова, считали его дурным местом, на Августа смотрели как на блаженного, кто с жалостью, кто с отвращением, не могли понять, как можно жить здесь, как можно так жить. Но озеро спало. Или спала та темная сила, что притаилась на его дне? Как бы то ни было, но смерти прекратились. Почти. Полная луна еще требовала свою жертву, но жертва та была малая: утонувший городской пьянчужка, повесившийся на старой вербе калека, утопившаяся от безответной любви девица. Зло если и не ушло окончательно, то хотя бы отступило от берегов Стражевого Камня, и люди это почувствовали. Люди – это ведь те же звери, только на двух ногах, и первобытные инстинкты в них все еще сильны, даром что на дворе уже конец девятнадцатого века.
Кошка затаилась за пазухой у Августа, впилась острыми коготками в живот, не пыталась ни выглянуть наружу, ни сбежать. Если бы попыталась, Август ее не держал бы, но кошка ему досталась умная и острожная, даром что такая никчемная на вид. На берегу острова дремали лодки. Он насчитал пять штук. Горло сдавила злость на чужаков, посмевших нарушить его покой, но Август себя одернул. Пускай! Люди – не помеха, а всего лишь вестники грядущих перемен, с их суетливым присутствием можно смириться. Ведь жил же он раньше среди людей.
Не опасаясь промочить ноги, Берг спрыгнул в воду, вытащил лодку на берег, прихватил приготовленную Анастасией корзинку с гостинцами и зашагал к маяку. В башне царили полумрак и прохлада. Даже в самый солнечный день на нижних этажах было сумрачно, а что делается наверху, на смотровой площадке, Август не знал. Он не поднимался туда с той самой переломной ночи. И в подземелье тоже больше не спускался. Завис между небом и землей, невидимыми цепями приковал себя к перестроенной под кабинет комнатушке, в которой было все самое необходимое для отшельнической жизни: очаг, рабочий стол, шкаф с книгами и чертежами, грубо сколоченный лежак с набитым сеном тюфяком и покрывалом из звериных шкур. Покрывало принес Кайсы. Наверное. Август не помнил точно, но кто еще, кроме Кайсы?
Кошку из-за пазухи он доставал бережно, ощущая, как дрожит под пальцами тощее тельце. Уйдет, подумалось вдруг с тоской. Звери чувствуют зло острее людей. Пускай зло уснуло, но тень его все еще лежит серым пологом и на острове, и на маяке, и на замке, и, надо думать, на самом Августе тоже.
Не ушла – забилась в складки мехового полога, так, что только глаза видны, смотрит внимательно, настороженно, но бежать не пытается, хотя дверь открыта, Август специально не стал ее закрывать, оставляя путь к отступлению