Невинный соблазн. Софи Джордан
задумчиво прищурилась. Она поджала губы, что-то явно обдумывая. Светильники на стенах отбрасывали длинные тени. Нику было трудно разглядеть выражение ее глаз, но он почувствовал в них порицание… Или это ему только почудилось?
– Вам интересно, чем мы заслужили такое обращение?
– Нет. Я считаю, что трудно простить отца, отрекшегося от собственного ребенка. Такой поступок заслуживает всяческого осуждения.
– Отречение от ребенка, а как же супруга? – с вызовом спросил Ник.
– Я… – запнулась графиня, – не знаю обстоятельств…
– Очень тактично с вашей стороны, однако не уверен, что вы изволили бы выражаться подобным образом, не окажись моя матушка оперной певицей. Не думаете же вы, что она находилась в равном с моим отцом положении? У него было богатство и статус в обществе. Я не говорю уж о том, что закон предоставляет мужчинам больше прав, чем женщинам. Разве вы сейчас не зависите от меня в той же мере, в какой прежде зависели от Эдмунда?
Она напряглась всем телом. Ник видел, что его слова достигли нужного эффекта. Значит, графине не нравится ее подчиненное положение и она прекрасно понимает всю степень своей зависимости.
– Что-то не так? Вам неприятно слышать правду, миледи?
– Да, неприятно, – признала она. – Не люблю быть кому-либо обязанной.
– Ваше положение не так уж сильно отличается от того, в котором оказалась моя матушка. Вы обе остались без пенни за душой. – Ник пожал плечами. Он старался сохранять хладнокровие, но это было отнюдь не просто. – Отец обвинил мою мать в неверности. Если его обвинения являлись правдивыми, возможно, она заслужила кару.
– А вы? – спросила Мередит. – Не могли же вы совершить что-нибудь настолько скверное. Тогда вы были беспомощным ребенком. Должно быть, ужасно потерять все то, что составляло опору вашего существования. Могу представить, как вам было тяжело.
Она произнесла это таким тоном, словно и впрямь понимала, что значит потерять опору существования. Возможно, графиня испытывает нечто похожее сейчас, когда ее будущее остается сокрытым в тумане неопределенности. Ее будущее зависит от того, родится у нее мальчик или девочка, и подчинено капризу судьбы.
«Дочь приходского священника, скорее всего, сочтет это Господним провидением», – усмехнувшись, подумал Ник.
Она сочтет, а он – нет. Если Бог есть, он давно уже отринул от себя Ника. Мальчик или девочка? Все равно что играть в орлянку с судьбой.
– Я выжил.
– Ваш отец также многого лишился, даже если он этого и не понимал. Умер он очень одиноким человеком. Уверена, он сожалел…
– Нет! – нетерпеливо прервал графиню Ник, рубанув ребром ладони воздух. – Этот мерзавец не заслуживает ни капли жалости. Вам не удастся переубедить меня. Коль вам так уж необходимо кого-либо пожалеть, то пожалейте мою мать, которая была вынуждена продавать свое тело ради того, чтобы мы не умерли с голоду. Она умерла, заходясь кашлем, в грязной, кишащей крысами дыре.
Лицо графини побледнело.