Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая. Егор Майндер
наверное, получилась бы очередная история «попаданца» в прошлое-будущее-параллельный мир – нужное подчеркнуть. От «Янки при дворе Короля Артура» до «Обитаемого Острова» тема исчерпана и закрыта, и вряд ли тут есть, что рассказать нового – остаётся лишь лепить с нуля миры, прошедшие совсем иной путь становления цивилизации. Вот только, почему-то, действующие лица таких миров поступают просто и понятно, так, будто они жили среди нас всё время, прежде чем стать героями историй – а вернее, сначала участниками, а потом – героями.
Но что, если бы не пала Римская Империя, что, если бы вместо «а всё-таки она вертится» мы бы услышали покаяние в ереси? Что, если бы вода в Мировом Океане была пресной, что, если бы Крестовые Походы закончились полной победой крестоносцев, что, если бы Русь приняла католичество, а что, если?… А если не только история другая, что, если окружающая среда чуть иная – как бы развивалась наука, культура, искусство, техника? Ведь у каждой построенной цивилизации есть начало и предпосылки, и у каждого научного открытия они есть – и есть причины гибели Империй, смены эпох, у каждой войны есть поводы, у которых, в свою очередь, есть глубоко идущие корни.
У всего вокруг есть некий основополагающий фактор, предпосылки причин, и есть начало и у этих предпосылок. Может, неизведанное потому и остаётся неизведанным, что не было причин для запуска некоего процесса познания?
Что, если пропавшие в «необъяснимых» случаях люди где-то всё это время находились?
Задумываетесь ли вы об этом, глядя вокруг?
Или есть мысли поважнее?
У Сергея Дементьева они были, как у любого из нас. Тогда, поздним зимним вечером, прежде, чем оставить последнюю запись в своём дневнике, он смотрел на деревья вокруг, слегка освещённые фонарями на центральной аллее занесённого снегом парка. Смотрел и шёл, думая о своём.
Он неспешно шагал по тропинкам, протоптанным на месте дорожек – никто их не подметал сибирской зимой, где за ночь снега может навалить по колено. Похрустывал стоптанный снег, утрамбованный тысячами шагов. Нет, не тех, что оставляли прогуливающиеся горожане – зимой парки теряли свою основную функцию, превращаясь вот в такую паутинку тропинок, только и нужных, чтобы срезать путь.
Мимо, мимо, сквозь тени, бросаемые голыми и чёрными ветками тополей. Мимо поворотов и пересечений тропинок, мимо столбов и пятен света от ртутных ламп, прочь – туда, где свет сменяется отсветами, где тени перемешиваются с отражённым снежинками свечением ртути. Дальше, дальше – в полутень, в которой огни города отражаются от нависших туч, ударяются об искрящийся бархат сугробов, чтобы вновь бросить слабый отсвет в небо.
Мимо знакомой скамейки. Нет, ничего особенного в ней не было – даже одной из любимых скамья не была. Наоборот. Единственное место в парке, подходить к которому Дементьев столько раз не решался. Просто там, в тени нависающей акации, в летней прохладе, сидела девушка с крашеными в чёрный и стрижеными под «каре» волосами,