Водитель трамвая. Викса Бездомная

      Пароли, явки и предметы —

      Всё позабыто, и я пью

      Вино, как следует поэту…

      Тебя я больше не люблю.

      Палатки, трассы, руки, слёзы,

      В углу забытый катафот,

      Стихи похожие на прозу

      И матерный поганый рот.

      Я быдло- это поняла я,

      Подругой стал площадный мат.

      И лярвы кружат над плечами,

      И в темноте окурков смрад.

      Пароли, тролли, ведьмы, гномы

      Со мной в кровати, и я пью…

      В своём двухкомнатном дурдоме…

      Тебя я больше не люблю.

      Моя муза умеет курить,

      Муза ходит тусить на бульваре,

      Пока я царапаю дверь,

      Её трахает чей-то парень.

      Моя муза, пьяная в хлам,

      Над моей пустотой хохочет.

      И летит по своим делам

      На метле, упиваясь ночью.

      Моя муза, как зверь, живёт,

      Притворяясь, как я, поэтом.

      (Рукоплещет ей всякий сброд).

      И ворует мои сигареты.

      Моя муза умеет курить…

      Крепкая терпкость душ —

      Жизни моей оплот.

      Я остаюсь не здесь.

      Я закрываю рот.

      Буду молчать, как соль.

      Буду в глаза смотреть,

      Превозмогая боль,

      Терпкость души терпеть.

      Я сижу на флэту под столом,

      громоздятся бутылки на нем.

      Я боюсь вылезать и сижу

      Под столом

      У меня перед фэйсом нога,

      шевелится, пинает слегка

      Меня в фэйс, говорит: «Вылезай!»

      Ни фига…

      Я сижу на измене, как тать,

      мне на все наплевать, как пить дать.

      Мне на голову сыплют бычки.

      И насрать!

      Жаль, что ты сейчас не со мной,

      жаль, что ты сейчас не со мной!..

      В грязных штанах, разрисованных мелом,

      С жутким узлом на манер рюкзака,

      Вышла в июль и уехать хотела,

      Но набухалась в дороге слегка.

      Лету приходится вновь задержаться,

      Ждать и гадать, когда кончится хмель.

      Я не решаюсь, как дура, признаться

      В чем-то тебе и бухаю, как зверь.

      Снова дрожат мои пыльные руки,

      Стало лишь хуже теперь, с бодуна.

      На объездных помираю со скуки,

      Я помираю во все времена.

      О, мама – Джа! Ах, какое мученье,

      Что-то стремительно в жизни решать:

      Чем похмелиться – портвейном, глинтвейном?

      Пой, музыкант! А я буду аскать!

      В принципе – вот они все вариации

      Жизни июльской… (задергалась бровь).

      Я не решаюсь, как дура, признаться

      В чем-то тебе – может, это любовь?

      На трассе зябко стояли бляди,

      А чуть подальше от блядей мы.

      Пускай мы мерзнем, на трассу глядя,

      Мы убежали в ночь от войны.

      Мы распиздяи и прайса нету,

      Из ништяков только «Беломор».

      Мы знаем только, что трасса эта

      Не обманула нас до сих пор.

      Нам надевали на шеи петли,

      Нам обрывали крыла порой.

      Но каждый день озарялся светом,

      И каждой ночью всегда темно.

      На трассе зябко стояли бляди,

      На них, не глядя, стояли мы….

      Цветет пацифик в военкомате,

      А где цветы – там нет войны.