Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая. Ципора Кохави-Рейни
ворвались в будку, застав ее полуголой. Единогласно было решено – удалить парня из кибуца, но против этого выступила болгарская группа, угрожая коллективно покинуть кибуц. Невозможно было отказаться от такой рабочей силы в период восстановления хозяйства после войны. Иоська признал свою вину, остался в кибуце, но этим история не закончилась.
Наоми подвергают преследованиям. Шабтай Эрез, парень из кибуца Бейт Альфа, который прибыл с группой на учебу в Мишмар Аэмек, распускает слухи о ее доступности, обвиняет ее в том, что она сама соблазнила воспитанника. Она покрывается холодным потом.
В поле, когда они вязали снопы, к ней пристал пастух из кибуца Эйн Харод, приехавший на учебу:
“Ты чего распускаешь руки?!” – Наоми оттолкнула его.
“Ты еще говоришь?! Да ты доступна каждому! У тебя двое детей, а ты в постель впускаешь совсем молодого парня”.
Мысль о том, что жизнь ее кончена, не отпускает её. В каждом углу её подстерегают мужчины. Все перешептывания покрывают крики старшей дочери: “Весь кибуц знает, что ты сделала!” Она про себя думает: “Если весь кибуц знает, значит, это правда?!” Чтобы спастись, она посылает письмо Израилю. Он приглашает ее на конференцию в Тель-Авиве, где собирается прочитать лекцию о поведении молодежи в дни войны. В письме он высоко оценивает её ум. Оппонентом ему должен выступить Милек Гольдштейн-Голан, и потому важно её мнение о диспуте.
На конференции она с удивлением вслушивается в острую критику Израилем ситуации, хотя он выговаривает всё это спокойным уравновешенным голосом. Завершил он выступление выводом: молодежь во время войны должна сдерживать свои страсти.
Доклад Израиля аудитория встретила бурными аплодисментами. Милек явно терпел поражение. Большинство не принимало его компромиссный подход. Он считал, что во время войны молодежь разнуздана, и с этим ничего не поделаешь. Именно на этом оселке строилась дискуссия между Израилем и Милеком.
После того, как все разъехались по кибуцам, она с Израилем вышла на пустынную дождливую улицу. Он сбросил пальто, накрыл её плечи и повел в кафе. Оказалось, что ни у нее, ни у него нет ни гроша. Недалеко от кафе сидел член кибуца Бейт Альфа Куба Рифтин со своей коммунистической компанией. Израиль занял у него денег и заказал кофе и печенье.
“Сердятся на меня. Их выводит из себя мое мировоззрение. Все время меня атакуют”, – сказала Наоми.
“Нет ничего более фальшивого, чем осуждать или восхвалять человека. Наоми, невозможно вторгнуться в человеческую душу. Каждый человек – индивидуальное создание. Ты должна сказать себе, что возможность вникнуть в душу себе подобного ограничена, и просто надо запретить себе пересекать эту границу. Помни, что у каждой снежинки иная форма. Ищи всегда синтез между твоими и противоположными мнениями”.
Неожиданно он меняет тему: “Я очень высоко ценю тебя как личность, Наоми. Но я никогда не свяжу свою жизнь с молодой женщиной. Я ведь на пороге старости”.
Он понижает голос: