Смерть президента. Виктор Пронин
Отсутствие...
– Правильно, – кивнул Цернциц. – А вдруг кто-то из гостей захочет с тебя шаровары сдернуть? Представляешь? И он сразу поймет, что мы его дурачим... Вместо бабы мужика подсунули... И доверие к нашему банку резко упадет! Ты же разоришь всех нас, по миру пустишь! – сурово произнес Цернциц.
– Чего это они будут сдергивать...
– Да я сам не откажу себе в удовольствии! – воскликнул Цернциц и посмотрел на всех сотрудников, требуя поддержки. – Все захотят сделать то же самое!
– Что же получается... – пробормотал Посибеев.
– А что получается? Ты предложил? Твое предложение принято. Вот и все. Между ног у тебя должно быть именно то, что требуется для исполнительницы танца живота.
– Что же мне... удалять?
– Как хочешь, – безжалостно ответил Цернциц. – Твое дело. Сейчас пол меняют, как перчатки.
– Не успею...
– Да? – удивился Цернциц. – Ты прав, – он посмотрел на часы... – Времени осталось немного. Ладно, так и быть, наложи какой-нибудь муляж... Полохматее. Вдруг кто-то из гостей глаз положит... Городской прокурор, я знаю, любит высоких и стройных. – Цернциц наконец позволил себе улыбнуться.
– И что? – пролепетал Посибеев, почти теряя сознание.
– А что? Ничего. Тащи его в укромный уголок – это тоже твое предложение.
– А там?
– Покажи, на что способна исполнительница эротического танца. Титьки надо тебе нацепить... Только не перестарайся, три-четыре, не больше. А то он не поверит, что настоящие.
– А если будет четыре груди... Поверит?
– Скажешь, что у него после коньяка двоится, – суровость тона Цернцица убеждала Посибеева, что разговор идет всерьез и все подробности, которые обсуждаются, подлежат неукоснительному исполнению.
Заседание продолжалось, но недолго. Все разошлись, получив четкие указания – что делать, к которому часу доложить об исполнении. Проводив взглядом замешкавшегося в дверях Посибеева, который надеялся, что шеф окликнет его, сжалится и отменит свое указание, Цернциц сунул руку под стол, нащупал там невидимое лицо красавицы, похлопал ее по щеке, благодарно похлопал, поощрительно.
И снова обратился к своему блокноту, продолжая заносить на чистые страницы идеи, предложения, замыслы, которых у Цернцица всегда было предостаточно. На некоторое время, правда, замер, словно бы в задумчивости, глаза его сошлись к переносице, фигура оцепенела, но он быстро справился с собой, вытер лоб платочком и продолжал работать.
Все этажи Дома жили в обычном своем распорядке – бегали по коридорам чиновники с папками, лифты с приглушенным свистом взмывали ввысь или проваливались в преисподнюю, на дне которой жил город. Стыць со странными своими существами отсеивал ненужных посетителей, но ширился, распространялся по этажам слух о грандиозном приеме, который устраивает Цернциц на верхнем своем этаже для высших слоев общества. И десятки тысяч служащих горько вздыхали, пытаясь унять свое разыгравшееся воображение – оно рисовало им до того соблазнительные картины, до того будоражащие, что только стоны, только