Красный уровень угрозы. Андрей Шталь
главный редактор. Я в детстве играл в солдатиков.
Мне нравились игры. Играю с людьми всегда теперь.
Пожаловал Гебельс во сне мне перо из платины.
Я правду люблю, но, увы, за нее не платят нам.
Я менеджер фонда. Задача – работать с грантами.
Здесь именно я назначаю, что будет правдою,
Я знаю, о чем журналистам писать в изданиях.
Кому, как не мне, грантоедам давать задания?
Я старый политик. Иду во главе восстания.
Я был коммунистом, но это меня заставили.
Из партии вышел, в иные идеи верю я.
Идет вслед за мною вся бизнес моя империя.
Обычный трудяга, стою и точу патроны я.
Кто есть надо мною, меня сей вопрос не трогает.
Работа важней, и зарплату мне платят, вроде бы.
Пусть будет война! Пусть почаще воюет родина!
Я смерть, я война. Я умею ходить по лезвию.
Я крайне страшна. Я ужаснее, чем поэзия!
Я многих сожру, всем по полной еще достанется!
Пути революций, сущность их и достоинство.
Я Дьявол лукавый, Я спящего Бога сумерки.
Я очень люблю вас, поскольку в душе вы умерли.
Гордитесь собой, упиваясь в дугу победами!
А Бог не проснется, вы все его, суки, предали.
Куннилингус революции
Апельсиновая бандана…
Коржик солнца на синем блюде…
Я лежу посреди Майдана,
А вокруг меня – ходят люди.
Евгения Бильченко «Эпитафия революции»
Киев, зимние холода, нам
Никуда не уйти с площадки.
Я облизываю Майданы,
Я люблю дерьмецо брусчатки.
Пахнет плесень с руки Богдана,
Тянет копотью революций,
Это все не совсем еда, но,
Захотелось вдруг облизнуться.
Протекает слюна сквозь зубы,
Уподобившись Иордану.
Это чисто мое сугубо,
Я вылизываю Майданы!
Я поэт не совсем бездарный,
Язычок мой – острее пули.
Я лизнула среду Майдана,
Где-то там заорали: «Хули
Нам расхлебывать эту кашу?»
И послышался звук гортанный.
Выстрел снайпера? Зимний кашель?
Я все так же лижу Майданы.
Может, все-таки в наказание
Эта страшная ерунда мне?
Я могла бы лизать лазанью,
А вылизываю Майданы.
Как некормленый алчный даун,
В апельсиновое корыто,
Мордой тычусь в дерьмо Майдана.
Тем на свете и знаменита.
Греет голову мне бандана,
На Майдане – большое вече.
Если все же придет манда нам,
Языком, как умею, встречу.
Я попранная всеми добродетель,
Я русская рыбешка в «Охмадете»,
Я тело убиенного ребенка,
Я мина и горящая воронка,
Я сердце медсестры, что звали Юлей,
Я старое название новых улиц,
Я мародером занятая хата,
Я вечно кровоточащая