Мальчик, который хотел быть вертолетом. Вивиан Пейли
проблемами и страхами.
Когда «проблемный» ребенок Сильвия начала кричать, разбрасывать кукольную посуду и ломать кукольную колыбельку, я беспокоилась, что она может испортить игру другим девочкам. Но когда девочки заставили ее изменить свое поведение, у меня создалось впечатление, что игра – это своего рода примитивный способ регуляции поведения беспокойных товарищей по играм.
Я ошибалась. Ребенок, ведущий себя невпопад, кажется таким только с моей точки зрения. С точки зрения детей, Сильвия просто разыгрывала одну из множества ролей в семейной драме.
Она не испортила им игру. Если бы она не взяла на себя роль «плохой девочки», эту роль сыграл бы кто-то еще. «Плохая девочка», «сердитая мама» или «злая сестра» – базовые роли в детском театре.
Как только я начала смотреть на детей как на рассказчиков и разыгрывателей историй, я обнаружила, что потенциал фантазии как инструмента обучения далеко превосходит мои представления о том, что должно происходить в классе.
Жизнь в классе заставляет всякий раз заново переосмысливать исследование. С каждой новой записью, с каждым новым наблюдением мои испытуемые заставляют меня увидеть очередные, еще более яркие грани их мира, глубже погрузиться в то, что их действительно волнует. Конечно, это все можно увидеть, если следить, например, за тем, как дети читают или считают, но в игре выявляются более сложные и тонкие связи.
Фантазия не знает границ и неподвластна никаким определениям. А разве мы, взрослые, не продолжаем разгадывать тайну наших фантазий всю нашу жизнь? Разве моя любимая учительская фантазия не заставила меня изучить каждый сантиметр классной комнаты в поисках дороги из желтого кирпича, которая привела бы нас с детьми прямиком в волшебную страну Оз?
А фантазия о том, что я сумею объяснить всю правду про детей, в итоге привела меня к тому, что я начала отделять «отвлекающие факторы» от «сути дела» и вообще перестала прислушиваться к детям. Но их фантазии принесли мне множество сюрпризов и загадок, и я страстно стремилась найти идеальную форму, в которую могла бы облечь все, что я слышала и видела, и понять, как это все можно применить на практике.
От фантазии можно ждать многого. Каждый день дети, без всякого магнитофона, делают одну и ту же вещь, и мы называем это игрой. Ребенок переводит в действие слова и образы, которые населяют его сознание, и переносит их на сцену, становясь одновременно актером, писателем, критиком, лингвистом, математиком и философом. Мы, взрослые, детям для этого совсем не нужны, мы не можем научить их игре.
Наоборот, это мне нужно, чтобы они меня научили тому, что такое фантазия и как она работает, ведь почти все, о чем я думаю и пишу, становится гораздо осмысленнее, если превратить это в историю. Тем более что рассказчики, которых я слушаю, только-только начинают свою «карьеру» школьников.
Они ничего не принимают как само собой разумеющееся: все должно быть превращено в историю. После тридцати лет преподавания я все еще должна внимательно к