Орикс и Коростель. Маргарет Этвуд
их бы посадили на родине. Лиц не видно, имена неизвестны, но какие возможности для шантажа, думает теперь Снежный человек. Происходило это в странах, где человеческая жизнь стоит дешево, детей слишком много и купить можно что угодно.
Вот так они впервые увидели Орикс. Ей было лет восемь – на вид, во всяком случае. Они так и не выяснили, сколько же ей тогда было. Ее не звали Орикс – ее вообще никак не звали. Очередная маленькая девочка на порносайте.
Эти девочки всегда казались Джимми ненастоящими, цифровыми клонами, но почему-то Орикс с самого начала была трехмерной. Худенькая, изящная, голая, как и все остальные, с розовой лентой в волосах и цветочной гирляндой.
Орикс глянула через плечо, прямо в глаза тому, кто смотрит, – прямо в глаза Джимми, в его тайное нутро. Я вижу тебя, – говорил этот взгляд. – Я вижу, как ты смотришь. Я знаю тебя. Я знаю, что тебе нужно.
Коростель отмотал назад, нажал паузу, скачал. Он порой так делал, и у него уже набрался небольшой архив стоп-кадров. Иногда он распечатывал их и отдавал Джимми. Это было опасно – могло навести на их след того, кому удастся проследить их путь через лабиринты, – но Коростель все равно так делал. И сохранил этот момент, момент, когда Орикс на них посмотрела.
Этот взгляд обжигал Джимми – разъедал его, точно кислота. Девочка его презирала. В его косяк словно забили газонной травы – будь там что посильнее, он, может, и справился бы с чувством вины. Но он впервые почувствовал: то, чем они занимаются, – неправильно. Раньше это всегда было развлечением или не поддавалось контролю, но теперь он ощутил собственную вину. И притом его подцепили словно крючком за нежное место: предложи ему телепортироваться туда, где находится Орикс, он согласился бы, не раздумывая. Сам бы умолял. Все это было невыносимо сложно.
– Сохраним? – спросил Коростель. – Хочешь?
– Ага, – еле выдавил Джимми. Он надеялся, что голос звучит нормально.
Коростель распечатал фотографию, где Орикс смотрит, а Снежный человек сохранил, берег ее как самое дорогое сокровище. Много лет спустя он показал ее Орикс.
– Вряд ли это я, – только и сказала она сначала.
– Конечно, ты. Посмотри на эти глаза! – ответил Джимми.
– У многих девочек есть глаза, – сказала она. – Многие девочки такое делали. Очень многие. – Потом, заметив, что он разочарован, прибавила: – Может, и я. Может быть. Если это я, ты станешь счастливее, Джимми?
– Нет, – сказал Джимми. Соврал?
– Почему ты ее сохранил?
– О чем ты думала? – спросил Снежный человек, не ответив.
Другая на ее месте порвала бы фотографию, разрыдалась, обозвала его преступником, сообщила бы, что он ни черта не знает про ее жизнь, – одним словом, закатила бы сцену. А она разгладила бумагу, ласково провела пальцами по нежному и насмешливому детскому лицу, которое когда-то – несомненно – было ее лицом.
– Думаешь, я думала? – спросила она. – Джимми, ты вечно думаешь, что все только и делают, что думают. Может, я ничего