Тьмать. Андрей Вознесенский

      Если б были чемпионаты,

      кто в веках по убийствам первый, —

      ты бы выиграл, Век Двадцатый.

      Усмехается Век Двадцать Первый.

      Если б были чемпионаты,

      кто по лжи и подлостям первый,

      ты бы выиграл, Век Двадцатый.

      Усмехается Век Двадцать Первый.

      Если б были чемпионаты,

      кто по подвигам первый, —

      нет нам равных, мой Век Двадцатый!..

      Безмолвствует Двадцать Первый.

      Рояль вползал в каменоломню.

      Его тащили на дрова

      к замёрзшим чанам и половням.

      Он ждал удара топора!

      Он был без ножек, чёрный ящик,

      лежал на брюхе и гудел.

      Он тяжело дышал, как ящер,

      в пещерном логове людей.

      А пальцы вспухшие алели.

      На левой – два, на правой – пять…

      Он

      опускался

      на колени,

      чтобы до клавишей достать.

      Семь пальцев бывшего завклуба!

      И, обмороженно-суха,

      с них, как с разваренного клубня,

      дымясь, сползала шелуха.

      Металась пламенем сполошным

      их красота, их божество…

      И было величайшей ложью

      всё, что игралось до него!

      Все отраженья люстр, колонны…

      Во мне ревёт рояля сталь.

      И я лежу в каменоломне.

      И я огромен, как рояль.

      Я отражаю штолен сажу.

      Фигуры. Голод. Блеск костра.

      И, как коронного пассажа,

      я жду удара топора!

      Несли не хоронить,

      несли короновать.

      Седее, чем гранит,

      как бронза – красноват,

      дымясь локомотивом,

      художник жил,

      лохмат,

      ему лопаты были

      божественней лампад!

      его сирень томилась…

      Как звездопад,

      в поту,

      его спина дымилась

      буханкой на поду!..

      Зияет дом его.

      Пустые этажи.

      На даче никого.

      В России – ни души.

      Художники уходят

      Без шапок,

      будто в храм,

      в гудящие угодья,

      к берёзам и дубам.

      Побеги их – победы.

      Уход их – как восход

      к полянам и планетам

      от ложных позолот.

      Леса роняют кроны.

      Но мощно над землёй

      ворочаются корни

      корявой пятернёй.

      Третий месяц её хохот нарочит,

      третий месяц по ночам она кричит.

      А над нею, как сиянье, голося,

      вечерами

      разражаются

      глаза!

      Пол-лица ошеломлённое стекло

      вертикальными озёрами зажгло.

      …Ты худеешь. Ты не ходишь на завод,

      ты их слушаешь, как лунный садовод,

      жизнь и боль твоя, как влага к облакам,

      поднимается к наполненным зрачкам.

      Говоришь: