Брат Гильом. Рассказы. Вероника
чепец, прочла «Отче наш» и, опираясь о койку, с трудом поднялась. Проказы она не боялась – если верить «Вертограду Целебному» важно было не соприкасаться со зловонными язвами страдальца и не есть из его посуды. Дождь кончился. Нежный серпик луны выглядывал из-за купола храма, воздух пах мокрой свежей листвой и цветами… какие цветы в ноябре, мнится, конечно же, кажется с недосыпу. Уверенной рукой Паола отодвинула тяжёлый засов и вышла за ограду обители. На камне подле дороги и вправду сидел прокажённый – в колпаке с бубенцами, закрывающем лицо, в балахоне непонятного цвета, с тонким посохом в обвязанной мокрым бинтом ладони.
– Мир тебе, сын мой. В обители ты получишь приют и кров и подмогу, – привычно произнесла Паола.
– Мир тебе, дочь моя! В мире ты найдёшь смех и счастье и прекрасную жизнь… – прокажённый откинул с лица капюшон, и Паола увидела белокурого, пышноволосого, пышущего здоровьем юношу с родинкой у губы. Он был прекрасен и полон света, словно ожившая золотая карнавальная маска.
– Ты явился опять, старый дьявол? Ужели тебе не осточертели эти прогулки?! – с безмятежной улыбкой Паола отступила на шаг. Она казалась спокойной, только ногти до крови впились в ладони.
– Я надеюсь – вдруг ты передумаешь раньше, чем оставишь земную юдоль. Или же, наконец, соскучишься в этих стенах, – изящной ладонью юноша указал на монастырь, отставленный мизинчик украшало кольцо с ярким сапфиром, – грязь, кровь, крики и никакого веселья, Пьетра!
Паола вздрогнула.
– Пьетра, ласточка, легконожка, радость моя! Тысячи тысяч танцевали на площадях и собирали в бубны гроши, тысячи тысяч пачкали гримом щёки и рядились в пёстрые тряпки, но подобной тебе не случалось с тех пор, как первый актёр примерил первую маску! Пьетра…
– Паола. Сестра Паола. По деревням уже шепчут «Святая Паола» – но твой лживый язык не сможет это произнести, бес Леонард. Во имя Отца и Сына…
– Оставь попам эти штучки, Пьетра, – губы юноши изогнулись капризно – ты же знаешь, что достаточно сказать «уходи» и я исчезну, как истинный рыцарь, покорный и взмаху ресниц своей Донны. Как дальше?
– Услышав соловья в роще, я вспомню о чудном голосе моей Донны. Увидев зелёный луг, пожелаю, чтобы Донна смогла отдохнуть на нежнейшем ложе. Касаясь губами потёртой кожаной фляги, подумаю, что однажды Донна соизволила напиться из неё – и память о поцелуе будет такой же сладкой, как и сам поцелуй, – словно против воли Паола произносила давно забытые фразы.
– Мой возлюбленный – сокол в апрельском небе, нет быстрее его. Мой возлюбленный – пламя, рядом с ним я не мёрзну и в январе. Мой возлюбленный так прекрасен, я гляжу на него и не замечаю солнце, – голос юноши стал вдруг высоким, женским…
Паоле почудилась слитная песня флейты и барабана. Старик Панталоне выкрикивает – «Спешите увидеть, вы такого не видели никогда!». От трико Арлекина пахнет потом и смехом. Пёс Арто скребёт лапой