Зонтик царевны Несмеяны. Елена Настова
удивлялась и отвечала: ну и дура, но это ничего не меняло. Первая красавица и умница нашего курса Ирина Усова уж если что вбивала себе в голову, была верна этому принципу до конца. Она родила перед госэкзаменами, умудрилась окончить университет, но на работу устроиться уже не успела, а потом выяснилось, что она вообще не сможет работать… На днях её сыну Саше исполнилось семь лет.
Я купила Ире блок её любимых сигарет, а мальчику выбрала резинового кенгурёнка. Он был яркий и достаточно лёгкий, чтобы Саша мог его удержать.
Иру я увидела издалека. В летнем платье и сандалиях, она медленно катила коляску по тротуару. Я догнала её и взяла за локоть. Ира обернулась, из её синющих огромных глаз, из-под блестящих загнутых ресниц, на меня глянули стойкость и упрямство.
– Привет. – Она улыбнулась. – Быстро ты.
– Я старалась.
– Санька, привет! – Обойдя коляску, я протянула мальчику резинового кенгурёнка. Он поднял на меня пустые глаза и замычал.
– Нравится? Это подарок. Тебе. – Я пристроила кенгурёнка между его руками. Мальчик замычал громче, зашевелился. Ира обошла коляску с другой стороны. Сказала:
– Сашенька, возьми, не бойся. Тётя Маша принесла это тебе.
От её голоса мальчик успокоился и уставился на игрушку. Его руки беспрестанно шевелились, производя нелепые, разбалансированные движения, он что-то бубнил.
– Вырос он. И волосы стали как будто темнее. И на отца стал ещё больше похож. Ну а ты как?
Ира пожала плечами.
– Без изменений.
– Что говорят врачи?
– А что они могут сказать?
Подувший ветерок вскинул Ирины волосы, она слабо улыбнулась и отвела их рукой. Я достала из сумки сигареты.
– Спасибо. – Ирка явно обрадовалась. – У меня как раз закончились.
Тут же расковыряла обёртку, достала пачку, раскрыла, вытянула одну. Нашарила в кармашке коляски зажигалку и затянулась.
– Живу на пособие. Сплю с одним… Он мне деньги даёт, – сообщила между затяжками. – Ну и родители, конечно, мы бы без них пропали… Да ладно, что об этом. У тебя как?
– Отлично. Работы только по горло.
– Я и смотрю, круги под глазами. Так утомительно контролировать имущество?
– А ты как думала.
– Я бы ни за что из университета не ушла, – заметила Ира. – В чиновники!
Она сделала брезгливую гримасу.
– Кто-то пишет стихи. А кто-то тачает сапоги. За два года я научилась довольно неплохо тачать сапоги. Даже получше многих.
– А как же твоя Толстая тётя?[2] – тихо спросила Ирка. – Ты считаешь, Толстой тёте всё равно? Чему ты улыбаешься?
– Тому, что все вокруг хотят мне доказать, что я живу неправильной жизнью.
– А ты?
– А я живу, как живу. Я безвольна и неспособна к решительным действиям. У меня нет энергии бороться и нет цели, ради которой… Я, Ириша, обессмыслилась. Но это временно… я надеюсь.
– Да?
– Честное слово. Вот честное
Один из образов в повести «Зуи» Джерома Д. Сэлинджера, входящей в цикл о Глассах, в контексте которой Толстая тётя выступает синонимом Бога.