Красное колесо. Узел 1. Август Четырнадцатого. Книга 2. Александр Солженицын
чужой, потёмочной душой, двусмысленной фигурой. И никто не взял на себя, ни тогда, ни потом.
– И это – позор для революционных партий! Выстрел Богрова – великое событие! И, если хочешь, даже в трёх отношениях. Он совершён в тот год, когда террор считался окончательно подавлен. И организован – одиночкой. И убит – самый главный, самый вредный зубр реакции.
Тётя Адалия зябко свела узкие локоточки:
– Нет уж, нет уж! Честь – выше всего! Ты доказываешь, что террористу многое прощается, – да. Но есть один грех, который никогда никаким судом совести не простится никакому революционеру: это сотрудничество с охранкой.
– Да не сотрудничество!! Надо же различать – сотрудничество или невольное касание в операции. Служба им – или использование их для революции?
– Ну да, азефовщина это плохо, а богровщина – хорошо.
– Да ты не смеешь такого слова даже строить! – полыхнули огнисто-серые глаза Агнессы. – Термин один – азефовщина. Это он – выворотень!
Азеф – Вероника знала: какое-то страшное, гадкое предательство, хуже которого нет.
– А какой такой особенный выворотень? Он – добросовестно служил охранке, а не революции.
– Как? Войдя в руководство партии и втянувшись в акты?
– А в какие такие акты он втянулся, назови? Плеве убили летом Четвёртого, Сергея Александровича – зимой Пятого, и всё это время действовала только Бэ-О, по их уставу ЦК эсеров не мог ни руководить, ни знать.
Агнесса не была эсеркой, но всё же:
– Такие люди, как Савинков, Чернов, Аргунов, не могли же лгать!
– Но когда Лопухин открывал Азефа Бурцеву – то как осведомителя, только. А потом эсеры – придумали двойничество.
– Но зачем бы это им?
– О-о! большой смысл: чтобы перед молодыми эсерами оправдаться в неудачах. Если и правительство запуталось, и правительство убивало даже само себя, чтобы только разгромить эсеров, – другая картина. А почему Гершуни, тигр революции, защищал Азефа перед смертью? Подумай? Он-то больше всех знал, что Азеф никакого отношения к Бэ-О не имел!
Сыпались имена, имена, будто известные всему миру, и угадывалась целая неписаная напряжённая история, которая, в общем, Веронике была и не нужна, но уж если слушать:
– Тётеньки, милые, а кто такая Бэ-О?
– Боевая Организация. Ядро террористов.
– Нет! – тётя Адалия была неумолима, потряхая гладковолосой, мирной, стареющей головкой. – Перед судом революционной этики не может быть оправдания никакому пути через охранку, и этому тоже.
– Ну, какая рационалистическая крайность! – изумлялась тётя Агнесса. – Так ведь так и вообще ничего сделать нельзя! Действовать нельзя! Если охранка используется – против самой себя? Если охранка обманута, опозорена и наказана – тоже нельзя? Это уже чистоплюйство непомерное!
– По нашим народническим идеалам – и такое невозможно. Богров реально служил охранке и предавал.
– Да не доказано