В конечном счете. Сборник рассказов. Гореликова
/p>
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Бегство мистера Макеева
Пятидесятитрехлетнему Макееву приснился подростковый сон. Будто бы он летал. Нет, скорее, плавал в синеве. И белыми были не облака, а мельчайший песок, который струился вдоль тела. Почему песок?
Макеев напрягся.
«Нет, не помню, – с жалостью подумал он, откидывая одеяло, – ни черта не помню».
Макеев спустился в ярко освещенную кухню, где жена, облаченная в костюм от Армани, жарила тосты.
– Ты похож на сову, выпавшую из дупла, – сообщила она, не оборачиваясь.
– Тогда уж на филина.
– Для филина ты, Макеев, мелковат. Тосты будешь?
– Буду. А ты что так рано и при параде?
– Забыл? – Жена с негодованием обернулась. – Нет, Макеев, ты правда забыл?
Разделяя ее возмущение, из тостера вылетел золотистый кусок хлеба и шлепнулся на мраморную столешницу.
– А, вернисаж… Не забыл, конечно, – Макеев подобрал тост и надкусил. – Значит, ты сегодня с концами?
– Да, – самодовольно сказала жена, – сегодня насыщенный день. Сначала встреча делегации, потом обсуждение программы, потом обед, потом открытие. Ну, и сам понимаешь, речи и коктейли.
– Если напьешься, за руль не садись.
– Сдурел совсем? Когда я пила?
Это была правда. Жена ревностно относилась к своему здоровью. Фитнес, пилатес, йога и хрен знает что еще. Вот и сейчас проглотила очередную чудодейственную таблетку и запила свежевыжатым морковным соком.
На лестнице появился Исфандияр-ака. Бесшумно спустился. По дороге дотронулся до блестящей части кофе-машины, значительно прищелкнул языком и утвердился на своем обычном месте, около посудомойки.
Макеев вяло жевал тост и рассматривал стройную спину жены. С некоторых пор он стал задаваться вопросом: есть ли у нее любовники? Интерес был начисто лишен ревности, и являлся, как полагал сам Макеев, чисто академическим. А что, весьма привлекательная зрелая женщина. Почему бы и нет?
– Макеев, я пошла.
Жена сунула чашку в посудомойку, Исфандияр-ака степенно посторонился.
– Если встретишь Наталью Петровну, скажи, что сегодня привезут шторы из чистки. Впрочем, – добавила она, скептически оглядывая расплывшуюся фигуру мужа, – ты все равно забудешь.
Макеев состроил гримасу, означавшую «все может быть» и налил еще кофе.
Через полчаса Макеев был готов – чисто выбрит, обряжен в костюм, купленный в Милане, и туфли, купленные в Лондоне. Под мышкой он держал кожаный портфель с бронзовыми застежками.
Сел в машину, глянул в зеркало. Исфандияр-ака восседал на заднем сиденье и невозмутимо смотрел вперед.
– Ну, Хоттабыч, поехали, – сказал Макеев, поворачивая ключ зажигания.
На повороте Макеев притормозил около знакомого шалмана, где его уже ждали. На обочине топтался смуглый парнишка, не то узбек, не то таджик. Макеев обменял купюру на замасленный пакет, от которого валил пар, и передал пакет Исфандияру. Процедура напоминала дозаправку самолета в воздухе, настолько слаженно действовали все участники.
Машина покатила по Новой Риге. В зеркале заднего вида Макеев увидел привычную картину. Старик с длинной серебристой бородой сжимал лепешку ладонями и жадно втягивал ноздрями горячий хлебный дух.
В который раз Макеев пообещал себе проследить, что же произойдет с лепешкой. С тем, что Исфандияр-ака является галлюцинацией, он давно смирился, но куда девается лепешка? Ни разу он не находил в салоне не только ее саму, но и крошек.
Галлюцинация съела материальный предмет? Чушь какая…
Или приходится признать, что все, что его окружает, тоже галлюцинации. И дом в три этажа, и жена, и вот этот мерс, и тандырная на повороте, и он сам.
И как будто в пандан его мыслям ветер вздул крупитчатый снег, завертел, скрывая лес по обоим сторонам шоссе, бросил горсть на лобовое стекло.
Не-ет, не галлюцинация, врешь! Немецкие откалиброванные дворники дисциплинированно замахали, стирая с безупречно прозрачного стекла снежное российское недоразумение.
Омыватели, подогреватели, климат-контроль, вкусный кожаный запах.
Кстати о запахе. Исфандияр-ака сидел, мирно сложив руки на коленях. Лепешки не было. Вот блин, незадача! Ну ладно, завтра-то он точно проследит.
При въезде на парковку бизнес-центра старик вдруг неожиданно подал голос.
– Сегодня у тебя будет трудный день, Макеев-ака.
– Знаю, – буркнул Макеев.
Пророчество не произвело на него никакого впечатления. Кому же как не галлюцинации, порожденной сознанием, знать, что планирует это самое сознание.
А вообще, Макеев уже привык. Ко многому привык.
Например, к почтению, с которым его приветствовали подчиненные,