Сендушные сказки (сборник). Геннадий Прашкевич
не встречал, качал головой Шохин, прятал в ладонях страшное лицо. Наверное, редок зверь. Может, в сендуху занесло его при потопе – очень старинный зверь. А может, просто взялся перепить реку Большую собачью да лопнул. Подтверждал угрюмо: вот выйдем на писаных, они укажут след. К месту вспоминал, что якуцкого промышленного человека Стёпку Никулина такой вот старинный холгут метал прямо через большой ледяной бугор. Булгуннях – есть в сендухе такие. Стёпка с той поры дома сидит. Все болеет и жалуется. А еще, вспоминал вож, некоторые юкагирские князцы прямо похваляются: вот-де у них шаманы не раз катались на земляной корове. Помнут особенной толкуши – кореньев, ягоды, рыбьей икры, пожуют сушеного мухомора и айда в сендуху кататься на земляной корове.
Свешников задумывался. Это правда. В Якуцке в питейной избе всякое можно услышать. Но есть ли сам такой зверь? Может, это мечта одна? Кости холгута Свешников сам держал в руках – тяжелые, темные, благородные, но некоторые говорят, что кость подземной коровы растет как бы сама по себе. Летом оберешь какую полянку, а через год она снова усыпана костями.
Внимательно присматривался к казакам.
Набирай людей сам, от некоторых бы отказался.
К примеру, зачем в отряде Микуня? Хорошо, если правда дойдет хотя бы в одну сторону. Или тот же Косой? Всё своё что-то подсчитывает в уме. Такой про гуся бернакельского никогда не слышал. Или Федька Кафтанов – жаден, о звере не думает. Как бы в шутку предложил однораз: на кой ляд нам зверь старинный? Да от него и пахнет, наверное. А мы найдем писаных и возьмем на себя ясак.
Свешников вздыхал: набирай сам людей, взял бы Гришку.
Мало что беглый, зато из тех, кто скучает покоем. Как парус на мачте-щегле полон собой лишь в бурю. Синие глаза настороже, ноздри дерзко вывернуты, глубоко можно заглянуть. Правда, ждать от него литовского имени трудно, тем более крикнуто в Якуцке государево слово на Гришку Лоскута: он воеводу Пушкина в бунте казачьем брал за груди. Правильно говорят: ум у казака есть, а благоразумия ни на полушку. Когда-то в Москве на глазах у Гришки зарезали его отца пьяные литвины. (Значит, может знать нехорошие имена!) В драке Гришка жестоко искалечил двоих, третьего прибил до смерти, пришлось сойти в Сибирь. Просился на новую реку Погычу с Иваном Ерастовым, но и самого Ерастова не пустили: перешел Ивану дорогу казачий десятник Мишка Стадухин. Ерастов тогда заворовал, устроил бунт. Гришка по природной горячности своей шумел, может, громче всех. Но Ерастов увел бунтовщиков в Нижний собачий острожек на Колыму, а Гришка отстал. По хмельному неразумному делу сильно куражился над известным торговым человеком Лучкой Подзоровым. Потом одумался, ударился в бега. Плутал в глухом лесу. На снежной тропе наткнулся на отряд сына боярского. Пал в ноги сыну боярскому Вторко Катаеву: «Возьми!»
Сын боярский, зная правду, гневно топал ногами на Гришку: «Вор! Вор!»
Но Лоскута взял: крепкий телом. Может, тем спас от близкой виселицы. Такой, конечно, про бернакельского гуся не слышал, зато хорошо будет искать зверя. Да и путь у него теперь один – вернуться с удачей. Удастся