Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 2. Александр Солженицын
внутреннюю толчею – в кабинет Родзянки. После всей этой дичи счастье оказаться среди своих: прежде – чужие депутаты, как сослуживцы, теперь – друзья, которые жили когда-то вместе со мною на одной хорошо устроенной планете.
Тут слушали его рассказ со вниманием и одобрением.
А непроницаемый Некрасов, с неподвижным взглядом, из-под неподвижных, как наложенных, усов вдруг выразил:
– Вот хорошо. Теперь из Петропавловки да запалить бы Адмиралтейство. Кинуть туда снарядов дюжину.
Шульгин обернулся резко, как укушенный. Здесь – он такого не ждал.
– Как? Мы, Дума, слава Богу, ведь не делаем революции?
И поворачивался дальше, дальше, глазами по Шидловскому, Коновалову, Ржевскому, самому Родзянке.
Но никто не мог его поддержать, потому что никто уже и сам не понимал.
А Некрасов, вчера на частном совещании требовавший военной диктатуры против безпорядков, теперь возразил невозмутимо, не вспыхнули синие глаза, не вспрыгнул голос:
– А – что же мы делаем? Мы и захватили власть.
– Позвольте, господа, я ничего не понимаю! – звонко, надорванно вскричал Шульгин. – Мы были против министров – но когда же мы стали против русских военных властей!
Отступление невозможно. Или свобода, или смерть. Враг безпощаден.
Что нужно делать теперь солдату? Захватить в свои руки все телеграфы, телефонную сеть, вокзалы, электрические станции, Государственный банк и министерства. Не расходитесь по казармам, ждите листков! Да здравствует вторая революция!
178
Хотя и поспавши часа два, генерал Хабалов с утра соображал ещё меньше, чем вчера, совсем отупела его голова.
За все революционные сутки, если не считать пропавшего отряда Кутепова, подчинённые ему войска не совершили ни одного нападения, ни одного боевого передвижения, даже, пожалуй, ни одного выстрела, не испытали, не отбили ни одной атаки, оттого не имели ни одного раненого, ни одного убитого, – но тем не менее они потеряли всю силу, весь дух, да и заметно уменьшились в числе. Сутки назад это была единственная военная сила в столице и считалась её хозяином. Сегодня она стянулась в обречённый островок, адмиралтейский прямоугольник, из которого чуть не каждый и чуть ли не сам командующий только и думали теперь, как бы им сбежать.
Тяжельников, с тех пор как отклонили его совет пробиваться из города, тоже ничего не мог понять и предложить.
С утра их забота стала – как бы раздобыть еды и фуража да накормить их боевой состав и лошадей. И патронов по-прежнему мало. Хабалов звонил в разные районы города, прося командиров воинских частей и учреждений прислать ему подкреплений, продовольствия, патронов, – но отовсюду получал отказ, и круче чем вчера. Он уже для всех стал заклятым клиентом.
Потом вдруг исчезла городская телефонная связь. Это значило, что