Финал новогодней пьесы. Яна Дубинянская
в метро. С тем, чтобы, вернувшись домой, сразу сесть за проверку ученических сочинений и безошибочно вычислить, кто из пятнадцатилетних оболтусов удосужился прочесть программное произведение, а кто решил, что Шведу покатят и фантазии на тему двух страничек критики из учебника.
В зале грохнул взрыв смеха по поводу ответа Фила, и Сведен поморщился, пытаясь отключиться от посторонних звуков, – чтобы сосредоточиться на школьной книжке.
И чтобы не слышать этого: «Но ведь кто-то и писать должен»…
Он вздрогнул, обнаружив, что все вокруг начали подниматься с мест.
– Пресс-конференция окончена. Напоминаю, что сегодня с нами были известные драматурги Джозеф Сведен, Альберт Сон и Филип Фальски, – всеми любимые Три мушкетера, – а также…
Джозеф поморщился. Вульгарная кличка «Три мушкетера» коробила его еще больше, чем школьное прозвище «Швед», – наверное, потому что она обычно звучала в гораздо более официальной обстановке. На самом деле у них не было общего псевдонима, хотя Ал часто шутил, что «Сведен, Сон и Фальски» звучит примерно так же, как «Смит, Браун и сыновья». Но они были уже слишком популярны, чтобы что-то менять. Однако это нелепое «господа Мушкетеры»… черт возьми!
Вокруг замельтешили фотографы и телеоператоры, стараясь запечатлеть героев будущих репортажей в более-менее неформальной обстановке. Джозеф пробирался к выходу, – пожалуй, чересчур стремительно, – но горький опыт учил, что именно на таких «неформальных» кадрах можно запросто оказаться в опасной близости к какой-нибудь смазливенькой барышне. Хельга этого не понимала. То есть, она скорбно твердила, что все понимает, но ведь были соседки и сослуживицы, покупавшие те же газеты и смотревшие те же каналы. В общем, без последствий подобные накладки не оставались.
Ни Фил, ни Альберт не были женаты!..
– Господин Сведен, простите, можно вас на минутку…
Он резко обернулся. Что там еще?
Девушка была приземистая и округлая, как бочонок. Неопределенно-светлые растрепанные волосы, бесцветное лицо в бледных веснушках. На ней болталась бесформенная клетчатая рубаха, а толстые бедра обтягивали, треща по швам, потертые джинсы. Абсолютно незапоминающийся образ, профессионально отметил он. Единственное яркое пятно – зеленая петелька от диктофона на запястье.
Та-ак, диктофон.
– Меня зовут Марша Брассен, – ну разумеется, эти знакомые нахальные журналистские интонации, – я свободный…
Мимо прошел Филип, оживленно беседуя с директором театра. Джозеф поискал глазами Ала, что было нетрудно, – высоченный соавтор прислонился к стене по ту сторону стола, а рядом, запрокинув голову, едва не подпрыгивала симпатичная девчушка, вооруженная таким же точно диктофоном. Что ж, Альберту можно. Он никогда не упускал подобных ситуаций с участием привлекательных девиц, – и, что характерно, после этих знакомств никаких интервью в прессе не появлялось.
Джозеф повернулся к блеклой представительнице самой свободной в мире профессии и предельно учтиво