Дис. Тима Феев
не менее, в пустыне этой появилось тогда нечто, оставшееся, как казалось, от самой, той, предшествующей безлунной ночи. Маленький кусочек ее, не канувший с восходом звезды в небытие. Нечто, удержавшееся на поверхности. Холодное, бездушное, черное. Словно бы вобравшее в себя все то беспредельное и таинственное, что скрывалось в исчезнувшем ночном полумраке, а так же том, давно позабытом первозданном черном хаосе. Той кромешной мгле, предшествовавшей зарождению самого мира. Когда зыбко и словно бы неуверенно начало течь бесконечно-протяженное неумолимое время. Когда часы мира пробили первую секунду его существования, когда свет родился из тьмы, а тьма распалась на мелкие, едва различимые фрагменты, мгновенно выброшенные невероятным взрывом в только что возникшее, расширяющееся трехмерное пространство. Впрочем, та мгла не исчезла тогда совсем. Она словно бы затаилась в молчаливом, холодном, терпеливом ожидании того далекого часа, когда ее сила вновь превзошла бы силу первородной генезисной вспышки. Когда свет, зажатый гравитационным давлением исказился бы, закружился исполинским белым вихрем, после чего был бы навеки поглощен все той же мглой, из цепких объятий которой очень давно, десятки миллиардов лет назад, вырвался.
И это была частица той мглы. Она была даже еще чернее самой той минувшей темной ночи, из цепких объятий которой совсем недавно как будто бы вышла. Впрочем, откуда она взялась в этой пустыне, трудно было определенно сказать. Так же как нельзя было и установить точное время ее возникновения. Ведь она не отражала свет, а поэтому оставалась совершенно невидимой даже в призрачном сиянии далеких звезд. Однако сейчас, когда взошедшая над горизонтом близкая уже звезда осветила поверхность пустыни своими лучами, она, на фоне розовеющих барханов и нежно-голубого, а местами и бирюзового неба проявилась очень четко. И это был крест.
Он был большим. Метров десяти в высоту. Поверхности пустыни он не касался, а просто висел в воздухе неподвижно безо всякой опоры. Ни дуновения ветра, ни свет восходящей звезды никак на него не действовали. Он выглядел словно бы навсегда застывшим не только в пространстве, но и во времени. Не будучи ни в малейшей степени подвластным им. Ничто, очевидно, не могло поколебать строго вертикального его положения, а так же замутить идеально-черного цвета его граней. Тонкие, почти с абстрактной точностью выточенные ребра, могли, как казалось, своими ровными прямыми углами резать сталь. Вот только пустым был этот крест. И не было в нем ничего ни живого, ни теплого. Одно небытие. Холодное, лишенное всякого смысла, и куда как не благословенное.
И все же появление этого креста не осталось в пустыне незамеченным. Сразу, едва лишь взошедшая над горизонтом звезда осветила своими лучами это чудовище, как вокруг него и непосредственно под его основанием, стало происходить нечто. Послышались слабые, едва различимые стоны. Тяжкие вздохи и причитания. Словно бы это уже сами барханы вдруг и очень робко вознамерились