Патрик Леруа. Годы 1821—1830. Татьяна Васильевна Адаменко
это впечатление только нарастало по мере приближения к замку, так же, как и сам он увеличивался в размерах, надвигаясь на Леруа.
Ворота были хорошо смазанными и довольно новыми, ажурной ковки, с не успевшими потускнеть чугунными розами, перевивающими редкие, изящно скрещенные прутья, но это изящество довольно странно выглядело на фоне угрюмого серого камня наружных стен.
Карета остановилась у входа в одну из боковых галерей. Внутри, в холле, Леруа уже ждал управляющий. Он рассыпался в улыбках и любезностях, между делом сообщив, что через полчаса в гостиной будет подан ужин, и, если господин Леруа не слишком устал с дороги…
Леруа охотно согласился и последовал за лакеем в свою комнату, испытывая как голод, так и любопытство.
А увидев своё временное пристанище, он понял, что его собираются принимать с «подчеркнутым гостеприимством», как он это называл. Работа редко требовала от него покинуть Париж, но, если это все же случалось, то инспектора принимали либо как дорогого гостя, надеясь умилостивить и замаслить глаз, либо с подчеркнутым пренебрежением, как чиновную крысу. Леруа давно не трогало ни то, ни другое, но комната ему понравилась.
С уютной спальней был совмещен небольшой кабинет, обставленный, в отличие от спальни, строго и просто. Широчайший письменный стол, шкаф, удобное на вид кресло, несколько гравюр, изображающих морские сражения – вот практически вся обстановка. Ничто здесь не отвлекало от работы, и помимо воли Леруа почувствовал расположение к хозяевам замка.
Он вынул из сундука свой походный прибор для письма и аккуратно поставил на стол. Подумал, не поставить ли рядом портрет, но нет, трудно угадать, насколько воровата местная прислуга… Едва он закончил с разбором вещей и переоделся, как в дверь постучали – это вернулся лакей с приглашением на ужин.
После тускло освещенных коридоров столовая едва не ослепила его непривычно ярким светом газовых рожков в кованой люстре. Леруа представил, в какую сумму обходится семейству доставка газовых баллонов, и понял, что он заочно недооценил состояние де Бенажа.
В резком и холодном газовом свете роскошный стол сиял белизной изысканной скатерти, фарфором посуды и мерцал искрами хрустальных бокалов.
Лакеи за спинками стульев замерли навытяжку, а за столом сидела дама и двое мужчин.
Старший из них сдержанно поприветствовал Леруа и представил ему остальных.
– Добрый вечер, мсье Леруа, мы рады, что вы добрались благополучно. Я Шарль д’Эвре, это мой брат Жан д’Эвре и моя сестра Сильвия.
Леруа отметил про себя, что фамилию сестры Шарль не назвал; он знал, что мадам де Бенаж подала прошение о возврате своей девичьей фамилии. Леруа рассматривал вдову так пристально, как это дозволялось правилами приличия, и его вовсе не удивило, что газеты опять все переврали. Мадам Бенаж ничуть не походила на юную сломленную Офелию.
Пора